самой хотелось познакомиться с художниками, этими загадочными бородатыми мужчинами в рваных свитерах и с длинными волосами. Сразу после обеда (а раньше в мастерской все равно никого не было) она отправилась в один из охраняемых фараонами подъездов на Каляева, 23. Оттепель покрыла их гранитные тела белой испариной, на которой кто–то успел вывести матерное слово. Тем же словом была исписана кабинка лифта, с лязгом, неторопливо ползущего на пятый этаж.
Женечку встретил прилично одетый молодой человек без малейших намеков на бороду на ухоженном лице, который провел ее через анфиладу комнат к последней, с залитым потолком и обвисшей штукатуркой.
– Только ради бога, не ходите сюда. Это же аварийная ситуация, потолок надо отбить, чтобы ненароком кого–нибудь не убило, – занервничала Женечка.
– Ну, а про что я талдычу начальнице ЖЭКА, как бишь ее?
В дверях стоял кто–то представительный в дубленке. Очки в роговой оправе устойчиво сидели на его коротком и слегка вздернутом носу.
– Вы у нас, сударыня, кто будете? Ах, Женя Игнатова. Чайком с нами не побалуетесь?
И уже через полчаса Женя Игнатова сидела в удобном кресле с чашкой какого–то редкого ароматного чая и, боясь отхлебнуть, с восхищением взирала на Кирилла Ивановича, оказавшегося руководителем студии–мастерской. Никаких лохматых художников, творящих у мольбертов, здесь не было. В комнатах, уставленных кульманами, работали хорошо одетые люди. На громадном столе Кирилла Ивановича высился макет какого–то здания.
– Это наш проект – музей Ленина в Улан–Баторе, – пояснил он. – А чем занимается Женя Игнатова?
Вопрос был задан слегка ироничным тоном, впрочем, в нем можно было уловить нотки искреннего интереса.
– Я техник–смотритель. Вот хожу, смотрю, как все разваливается, и ничего с этим не могу поделать. Район–то старый, допотопный. Весь фонд нуждается в капитальном ремонте.
Ей вдруг захотелось рассказать про морозы, про повесившегося Рудика, про подруг, считавших ее еврейкой, хотя она была русской, про своего отца, капитана Миркина, которого не знала, да и знать не хотела. Но ничего этого рассказывать не стала. К Кириллу Ивановичу пришла какая–то девица в ловко обтягивающих круглый задик джинсах и стала с ним что–то обсуждать, развернув рулон ватмана. Когда Женечка допила чай и девица наконец удалилась, оказалось, что Кирилл Иванович прекрасно помнил, на чем остановила свой рассказ гостья.
– Смотритель, говорите. Район вам не нравится, значит.
Женечка пожала плечами.
– Да вы просто не знаете этот район. Тут неподалеку, на углу Шпалерной, сейчас это улица Воинова, и проспекта Чернышевского, Самсон Вырин отслужил молебен в церкви Всех Скорбящих и оттуда пошел к Литейной. Он тоже был смотрителем, вроде вас, только станционным. Читали про такого?
– Конечно, – слегка обиделась Женечка, но никакой церкви на том углу она не видела.
– А не припомните, что он в Петербурге делал и как раз