мною язычникам».
Т. е. конфликт принял скрытую форму. Противостояние возникло и существовало. Возможно, оно первоначально имело подтекст «моё – твоё» на уровне психологической несовместимости. Комментарий Павла, что «знаменитейшие» не имели для него «ничего особенного» (2: 6), говорит о том, что для него психологическое взаимодействие было важным моментом встречи. Но это было дополнительным обстоятельством в решении основной задачи признания собственного авторитета. В скобках отметим, принятый им вполне авторитарный тон, когда упоминаются его спутники по визиту: «опять ходил в Иерусалим с Варнавою, взял с собой и Тита» (2:1). О том, что Варнава был его спутником и в первом визите можно только догадываться. Также и о том, что Варнава был далеко не рядовым спутником, но и сам видным «апостолом».
И вновь Павел начинает, как бы, оправдываться: «Но они (апостолы) и Тита, бывшего со мною, хотя и еллина, не принуждали обрезаться» (2:3). Что, впрочем, было вполне возможным, учитывая что в состав иерусалимской общины ещё недавно входили и еллинисты во главе с Стефаном, из которых, по видимому, хотя бы часть могла быть необрезанными.
Но вину на подобные поползновения Павел возлагает на «лжебратий», которым, как он с гордостью заявляет, ни в чем не уступил: «а вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у нас»[1] (2:4–5). Свою свободу, т. е. независимость от других апостолов, он никогда не забывал подчеркнуть. Принадлежность этих «лжебратий» Павел, как обычно, не обозначает. Можно лишь догадываться, что они принадлежали к одной из иудохристианских сект. Имели ли они отношение к апостольскому центру во главе с Иаковым не сказано ни слова.
Для Павла важно было утвердить в собственных глазах и в мнении окружающих, что «в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда – либо, для меня не было ничего особенного», ибо «бог не взирает на лицо человека» (2:6), а смотрит на результаты его деятельности. А Павлу было что предъявить в отличие от своих оппонентов. И, по-видимому, без особой охоты, но те согласились разделить сферы действий: «мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных… и узнав о благодати, данной мне, Иаков, Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам и идти к язычникам, а им к обрезанным» (2:7–9). Т. е., согласно Павлу, он получил полное одобрение и согласие на дальнейшую деятельность. Как и Варнава. Между прочим. Согласие было дополнено признанием необходимости помощи «нищим», внесённым, по-видимому, по предложению Павла. Иногда он был неплохим дипломатом. Тем более, что это соответствовало его внутренним убеждениям. Еще раз отметим, что апостолы называются еврейскими именами. Изменение в предыдущей фразе на «Петра», возможно, позднейшее.
Некоторые дополнения к вышесказанному: а) о сути дискуссии Павел, по обыкновению, ничего не говорит.