Он умел говорить очень убедительно, докапываясь до самой сути, что особенно привлекало к нему. Такая дотошность порой ставила в тупик меня, переводчика.
Вспоминаю курьёз, случившийся на выставке швейного оборудования. Он все-таки текстильный инженер, Косыгин. На итальянской фирме «Римольди», где были выставлены всевозможные швейные машины, Алексей Николаевич очень внимательно смотрел все экспонаты и вдруг обнаружил какую-то необычную новую модель, по-итальянски называется «талья кучи» – «режет и шьет» буквально. Алексей Николаевич задал стендисту профессиональный вопрос – какая скорость? Разволновавшийся итальянец ответил почему-то на диалекте. Это был, наверное, ломбардский диалект. Вместо того чтобы сказать «дуо мелио медзо» – «две с половиной тысячи», он произнёс на диалекте дю мюле мез. И я не понял, я не знал диалектов. (Кстати, у меня в моей практике было несколько таких эпизодов. Диалектов мы не учили, и однажды, переводя фильм, я вдруг услышал, что идет текст на диалекте, и пока я разобрался, что к чему, зал – к стыду моему – начал кричать: «Перевод! Халтура!»). Вот и здесь я не понял, что ответил специалист. Косыгин с удивлением смотрит на меня – какая же все-таки скорость? И тогда я взмолился: «Итальяно пьяно, пожалуйста» – «По-итальянски, пожалуйста». Он взмахнул рукой и сказал – «две с половиной тысячи». Я удовлетворил любопытство премьера.
О Косыгине люди, знающие его, говорят, что это был сложный персонаж. 16 лет он занимал пост председателя Совета министров СССР, что является рекордом пребывания в этой должности. Мои друзья, досконально изучившие экономическую политику Косыгина, считают, что, если бы была проведена косыгинская реформа, она надолго отодвинула бы падение и крах Советского Союза. К сожалению, в верхах никто всерьез реформу не воспринял, и страна продолжала катиться по наклонной плоскости. Кончилось всё тем, чем кончилось.
Наверное, третий по значению, но не по интересу персонаж в этом списке вождей – Николай Викторович Подгорный, председатель Президиума Верховного Совета СССР. С ним я ездил с официальным визитом в Сомали.
Надо сказать, что обычно в людях, которых я сопровождал, я старался находить какие-то черты, которые помогали бы в общении. К сожалению, моя вина, у Николая Викторовича Подгорного я не нашел ничего. Это был мрачноватый надутый человек. Когда шли советско-сомалийские переговоры, он довольно бегло руководствовался памяткой, которую мы подготовили. И переговоры шли официально так, как должны были идти.
Во второй день приезда был назначен официальный прием в честь высокого советского гостя. В новом президентском дворце были распахнуты двери. Небольшая мраморная лестница, площадка, и на площадке стоят Сиад Барре с адъютантом, Подгорный и я как переводчик рядом с Подгорным. Вот проходит толпа гостей, Барре с Подгоргым всех приветствуют, здороваются. Но в какой-то момент этот людской поток спал, и они остались одни. Подгорный понимал, что он должен что-то сказать, поговорить с президентом. А поговорить не о чем, памятки нет.