так:
В раззолоченных паланкинах,
В дивно-вырезанных ладьях,
На широких воловьих спинах
И на звонко ржущих конях
Там, где пели и трепетали
Легких тысячи лебедей,
Друг за другом вслед выступали
Смуглолицых толпы людей.
Люди и их основное богатство:
Между ними быки Томатавы,
Схожи с грудою темных камней,
Пожирали жирные травы
Благовонием полных полей.
Все стихотворение носит совершенно необычный в стихах Гумилева об Африке визионерский характер. Действие происходит во сне:
И мне снилось ночью: плыву я
По какой-то большой реке.
Из недоумения автора выводит только необычное, чудесное происшествие:
Красный идол на белом камне
Громко крикнул: – Мадагаскар! —
А в дальнейшем он лишь с трудом вырывается из обаяния грезы:
И вздыхал я, зачем плыву я,
Не останусь я здесь зачем;
Неужель и здесь не спою я
Самых лучших моих поэм?
Некоторые детали позволяют предположить, что большая река может быть скорее всего Бецибукой или ее притоком Икупой, служащими связью между столицей острова Тананаривой и западным его побережьем, выходящим на Мозамбикский Пролив Индийского Океана.
Дата написания стихотворения в точности неизвестна; но сон Гумилева явно приурочен ко времени независимости Мадагаскара, то есть до 1896 г.
Стихи о Полинезии русских эмигрантских поэтов часто носят не совсем приятный туристический налет.
Все же стоит отметить вещи Б. Нарциссова43, как «Мауна Кеа» и «Океания», и В. Анта44, как «Гавайские мелодии». Из этих последних выделим наиболее удачное стихотворение «Полинезийский центр», начинающееся строфой:
Мы знаем Джека Лондона рассказы
О южных экзотических морях,
О дивных островах и дикарях,
Тайфунах и о случаях проказы.
Тогда как довольно поверхностная вещица «В темноте» неплохо передает впечатления путешественника от беглого взгляда на Гавайские острова, и чарующие:
Ананасы, гуавы
И цветов перевалы,
И душистые травы,
И шершавые скалы
и несколько страшноватые:
А во мраке провалов,
Где пещеры – берлоги
Между черных кораллов
Залегли осьминоги.
Выпишем еще из цитированного уже «Полинезийского центра» меткую характеристику полинезийцев в целом:
Полинезиец, смелый мореход,
Бродяга тихоокеанских вод,
Единственный там древний обитатель,
При примитивной технике своей
Строитель первоклассных кораблей,
Земель необитаемых искатель.
В согласии с его характером, у более выдающегося поэта, Бориса Нарциссова, пробивается в стихах мистическая жуть:
Белые волосы белая