в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик. Легкие и подвижные, они вдруг нарочито рассеиваются и, не выстраивая боевой линии, нападают то там, то здесь, производя страшные убийства. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не случается видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь. Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями (выделено нами – В.А.), потому что издали ведут бой стрелами, снабженными искусно сработанными остриями из кости (в действительности многочисленные археологические находки подтверждают наличие у гуннов стрел и других метательных снарядов с металлическими наконечниками, в т.ч. «свистящими» – В.А.), а сблизившись врукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком. Никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определенного места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь; там жены ткут им их жалкие одежды, сближаются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден – далеко оттуда, вырос – еще дальше. Когда нет войны – они вероломны, легко поддаются всякому дуновению перепадающей новой надежды, во всем полагаются на дикую ярость. Подобно лишенным разума животным, они пребывают в совершенном неведении, что честно, что не честно, не надежные в слове и темные, не связаны уважением ни к какой религии или суеверию, пламенеют дикой страстью к золоту, до того изменчивы и скоры на гнев, что иной раз в тот же самый день отступаются от своих союзников без всякого подстрекательства и точно так же без чьего бы то ни было посредства опять мирятся».
Вот, собственно говоря, и все, что было известно просвещенным эллинам и римлянам о гуннах (по-гречески: «уннах») в 400 г. п. Р.Х. (вероятном году смерти Аммиана, завершившего последнюю часть своих «Деяний» в 396 г. и, как мы видим, оказавшего сильное влияние на Иордана и других). В году первого вторжения этих отменных, но превосходящих в дикости своей всякую меру воинов. Завывающих, как волки, словно вросших в спины лохматых и приземистых, с длинными гривами, коней. Столь же диких, как и обуявшая темных кочевников страсть к золоту. Население греко-римского мира не разучилось, разумеется, за несколько столетий «пакс романа», воевать. Но оно уже давно не сталкивалось, в большинстве своем, с внешней агрессией такого масштаба и такого чуждого грекам и римлянам во всех отношениях народа, как гуннское нашествие. И потому пережило такой ужасный шок, что осознать всю глубину пережитого им потрясения мы можем, разве что, вообразив себе вторжение на нашу Землю агрессивных, во всем чуждых роду человеческому, «не похожих на людей», «нечеловечески жестоких» (хотя, казалось бы, кто может превзойти человека в жестокости!?) инопланетян, пришельцев