прямо вытекающей отсюда полной ответственностью за каждый жизненный шаг – да еще в единственной по определению земной жизни! – то тяжесть чувства вины, рождающаяся, например, из осознания слабости любви, подобной любви моей мамы, но также и моей собственной, становится физически невыносимой, – и вот тогда, пусть и не часто, приходится невольно смотреть на себя и все вокруг тем предельно пронзительным и не знающим теплоты сочувствия взглядом, каким смотрят на созерцающего наши православные иконы.
Молодости человек так не рад,
как ему страшен под старость распад
тела как храма бессмертной души…
И вот тогда все средства хороши,
чтобы прочувствовать тела распад
так, словно ты ему чуточку – рад.
Я это в точности мог наблюдать,
видя, как возраст стал маме под стать.
В зеркале взгляды однажды сошлись
наши, читатель, теперь – улыбнись:
жизни пошло ей на пользу бардо —
общность явилась с Марлоном Брандо.
Прежде и мысли о сходстве таком
быть не могло – никогда и ни в ком.
Мама моя патриоткой была.
Также работницей славной слыла.
Много имела хороших подруг.
Узок был, правда, семьи ее круг.
Муж – и отец мой – ушел из семьи.
С ним и все братья и сестры мои:
их – нерожденных – прикончил развод.
Крепче семьи оказался завод,
ибо отец приучился там пить.
Многих непьющих он смог пережить.
Мама иную имела мечту,
видя предельную в ней красоту:
жить в центре города – и только там
фору легко даст всем прочим мечтам.
Каждый, кто вырос в родимом совке,
знает об этом жилом тупике.
Видел я часто – пока не подрос —
скольких испортил квартирный вопрос.
Только покинув родную страну,
смог подарить я вторую весну
маме, свершив нелегальный обмен —
и как бы крошечный стал супермен.
Но – шутки в сторону, а без меня
мама жила б до последнего дня
в дачной окраине, где так хорош
воздух, который она ни во грош
ставить упорно не склонна была,
и – девяносто с лихвой прожила.
Я же давно на чужбине живу
и – второй родиной землю зову,
где родился – в городке Эйзенах —
он – «мое все»: кто? конечно же, Бах.
Не удосужилась мама моя
съездить туда, где с семьей живу я,
втайне желая понравиться тем,
кто с перестройкой давно стал никем.
Да, изменилась Россия-страна,
но – диссонансом, как прежде, сильна.
Режет контраст нестерпимо нам слух —
это