жалюзи сгущаются сумерки и загораются огни проспекта. Бом-бом – гудят часы на башне, отсчитывая дискретное время. Не вечно им отсчитывать. Бом-бом.
Представим лагуну, дно которой поросло актиниями. Их широко раскрытые лепестки напоминают язычки пламени или чашечки цветов, хотя по сути своей – жадная пасть осьминога. Лагуна спит, вода в ней прозрачна, голубоватые солнечные лучи покачиваются, как осинки в едва потревоженном ветром лесу. А вот из норки под камнями выплывает маленькая красная рыбка. Едва сменившая мальковую чешую, а потому любопытная, она подплывает к актиниям и тычется носом в первый цветок. Мгновение – и венчик щупалец хищно схлопывается, унося незадачливого зеваку в вечно голодный желудок. Но это не все. Колебания расходятся по воде, и анемоны захлопываются один за другим. Со дна поднимаются облачка мути. Еще минута – и волнение в бухте утихает, вода проясняется, а вместо цветочного поля из песка торчат уродливые обрубки. Всякая цепная реакция начинается с чего-то. ВСЯКАЯ реакция начинается с чего-то. Сталагмит растет из нескольких миллиграммов известняка в упавшей на пол пещеры капле. Миниатюрная трещина в фундаменте предвещает падение небоскреба, крохотное пятнышко гнили – начало смертельной болезни. В истории Игрека первой сожранной рыбкой следует считать все же не вечных мучеников науки – крыс, и даже не говорливых енотов, за которыми глаз да глаз, а разношерстную компанию, собравшуюся в подсобном помещении через три недели после беседы с блинно-хренным превосходительством. Игрек задумчиво разглядывал их сквозь прозрачную с одной стороны перегородку. Лабораторию ему выделили в одном из подвалов Дворца Справедливости, что было отчасти и неплохо для задуманных им опытов. С другой, совершенно непрозрачной стороны перегородки беспокойно переминались два-три среднеазиата, то ли узбека, то ли таджика; несколько мрачных кавказцев переговаривались вполголоса. В стороне сидела парочка корейцев, хотя, возможно, и таиландцев, и один угрюмый негр. А в углу испуганно озирались два молодых бомжа невнятной расовой принадлежности. Старый бомж присел на корточки и к происходящему был равнодушен.
– Вот, – сказал Игрек бледнеющей и краснеющей Эллочке, – наконец-то нам представился случай проверить, все ли нации равны, все ли нации нужны. Коллега Менгеле был бы доволен, как вы считаете?
Эллочка нервно зашуршала упаковкой одноразовых шприцов. Если бы не ее глубокая, уже в болезнь переходящая страсть к Игреку, она охотно бы сбежала отсюда. Впрочем, двое, дежурившие в коридоре, могли бы ее и не выпустить. Тоненько, со свистом, вздохнув, Эллочка нагрузила поднос ампулами и ринулась в бой.
Игрек не был садистом. Он отнюдь не собирался колоть собравшуюся публику в основание позвоночника гигантской иглой. Для его целей вполне подходил и экспериментальный препарат Е-1428 – убойная смесь серотонина, опиатов и эндорфинов, без затей именуемая «наркотиком удовольствия». Препаратом снабжал все тот же незаменимый Чача. Игрек с интересом наблюдал, как опытная партия после включения излучателя синхронно