ее шины проворачиваются и горят, пока она будет торчать здесь.
Он стиснул стекляшку ладонями, точно так же, как утром на тротуаре Фэрфакс-авеню, и снова почувствовал, половинки пошевелились, когда он нажал на них, и он испуганно оглянулся на улицу, но ни одна из проезжавших мимо машин не притормозила.
Сжимая и покачивая половинки, он скоро сумел почти полностью разделить их. Еще одно движение, и непонятная штука откроется.
Он снова вспомнил рассказ Роберта Льюиса Стивенсона, тот, что о бутылке, в которой сидел дьявол. Здесь, на чужой улице, возле давно сгоревшей бензоколонки, в машине Раффла, заваленной барахлом Раффла, уже совершенно не верилось, что из стеклянной коробочки может вырваться какое-нибудь чудовище древних времен.
Он поднял верхнюю половинку.
И ничего не произошло. Внутри оказалось углубление, в котором лежала… пробирочка? Стеклянный флакончик с конической резиновой черной пробкой. Он положил половинки стеклянного бруска на колени и вынул флакон.
Было видно, что он пуст. Кути почувствовал разочарование и задумался о том, что в нем когда-то могло быть. Чья-то кровь, толченая мумия, золотой песок с наложенным проклятием?
Он выкрутил пробку и понюхал горловину.
Глава 10
Алиса чуть-чуть не выронила младенца из рук. Вид у него был какой-то странный, а руки и ноги торчали в разные стороны, как у морской звезды. Бедняжка пыхтел, словно паровоз, и весь изгибался, так что Алиса с трудом удерживала его.
Как будто он подключил вторую пару стереодинамиков – как будто он подсоединил провода, когда второй стереоканал не только работал, но и был включен на полную громкость, – продолжавшаяся снаружи музыка внезапно дважды ударила Кути по голове, его словно бы встряхнуло, и он изумился самому факту того, что может слышать.
Выронив флакон, он схватился обеими руками за баранку и изо всех сил стиснул пальцы, скрипя зубами и внезапно покрывшись холодным потом, потому что с невообразимой скоростью падал в какую-то бездну – глаза его были широко раскрыты, и он сознавал, что видит перед собою приборную доску, и неподвижные стеклоочистители, и укрытый тенью тротуар за ветровым стеклом, но в голове у него что-то лязгало и вспыхивало, неопознанным проносясь мимо, и какие-то голоса восклицали, и сердце его колотилось от любви, и ужаса, и торжества, и веселья, и ярости, и стыда – и все это смешивалось, как цвета радуги на быстро вращающемся диске сливаются в белый, так искусно, что, казалось, составляло саму жизнь.
И круговерть не останавливалась. Напротив, ускорялась.
Из носа потекла кровь, и он упал правым боком на пассажирское сиденье, дергаясь и всхлипывая; глаза его оставались открыты, но так далеко закатились, что он не видел ничего, что находилось за пределами его собственного черепа.
Пит Салливан вскинулся на узкой койке и поспешно перегнулся через переднее сиденье, но, откинув занавеску, закрывавшую