мешок, густая, как суп, темнота, и никакой беременности, и голос с валлийским акцентом шепчет: «Все хорошо, Холли, это просто сон».
Фанерная перегородка в сарае, на ферме. Девушка – как ее зовут? Ах да, Гвин. Я шепчу:
– Прости, что разбудила.
– Ничего, я сплю чутко. Ты стонала. Страшный сон?
– Ага… нет, просто дурацкий. А который час?
Ее наручные часы светятся мутным золотом.
– Без двадцати пяти пять.
Ночь на исходе. Стоит ли пытаться снова уснуть?
Все вокруг храпят, как в зоопарке, на разные лады.
Сердце щемит от тоски по моей спальне, но я не поддаюсь. Помни о пощечине!
– Знаешь, Холли, – шепот Гвин шелестит черным покровом тьмы, – тут все гораздо труднее, чем ты думаешь.
С чего бы вдруг она именно сейчас произносит эти странные слова?
– Если у них получается, – говорю я, имея в виду студентов, – то и у меня тоже!
– Я не про клубнику. А про то, что ты сбежала из дома.
Отпирайся, быстро!
– А почему ты решила, что я сбежала из дома?
Гвин не обращает внимания на мои слова, как вратарь на мяч в миле от ворот.
– Мой тебе совет – возвращайся. Конечно, если точно знаешь, что, если вернуться, хуже тебе не будет. – Она вздыхает. – Вот кончится лето, кончатся деньги, а мистер Ричард Гир так и не примчится к тебе на своем «харлей-дэвидсоне» и не предложит: «Запрыгивай, детка!», и ты будешь ошиваться у мусорных баков на задах «Макдональдса», и, что бы там Гэбриел Харти ни говорил, будешь вспоминать сарай на ферме «Черный вяз», как пятизвездочный отель. Понимаешь, у тебя сейчас есть список: «То, чего я никогда в жизни не сделаю, чтобы выжить». Список не изменится, а вот его название станет совсем другим: «Все, что я сделала, чтобы выжить».
– Я ниоткуда не сбегала, – как можно спокойнее говорю я.
– Тогда почему назвалась чужим именем?
– Меня действительно зовут Холли Ротманс.
– А меня Гвин Аквафреш. Хочешь зубной пасты?
– Аквафреш – не фамилия. А Ротманс – фамилия.
– Да, конечно, но я готова спорить на пачку «Бенсон и Хеджес», что это не твоя фамилия. Нет, пойми меня правильно, назваться чужим именем – ход очень даже неглупый. Я поначалу тоже имя меняла. Но дело в том, что все те неприятности, которые ждут тебя впереди, раз в двадцать хуже тех неприятностей, из-за которых ты сбежала из дома.
Ну почему она меня так легко раскусила?!
– Рановато еще для золотых россыпей мудрости, – проворчала я. – Спокойной ночи!
Снаружи щебечет первая утренняя птаха.
Запиваю стаканом воды три «бутерброда» – печенюшки, намазанные арахисовым маслом, – и мы идем на большое поле в южной стороне фермы, где миссис Харти и ее муж устанавливают некое подобие навеса. Утро прохладное и росистое, но день обещает быть жарким, как и вчера. Я не злюсь на Гвин, но она вроде как видела меня нагишом, мне неловко встречаться с ней взглядом, и я держусь поближе к Марион и Линде. Гвин все понимает