с деньгами, – с тайной надеждой говорит Найджел.
– Но ты ведь живешь дома, а не в страшном и ужасном внешнем мире. – Папа хмуро смотрит на часы. – Кстати, родители фройляйн нашего Алекса знают о том, что она названивает в Англию? Средь бела дня, между прочим.
– Они же немцы, пап, – говорит Найджел. – У них увесистые кошельки, полные дойчмарок.
– Тебе легко говорить, но объединение дорого обойдется Германии. Мои франкфуртские клиенты очень нервничают из-за падения Берлинской стены.
Мама разрезает печеную картофелину.
– Хьюго, тебе Алекс рассказывал об этой Сюзанне?
– Ни слова. – Ножом и вилкой я аккуратно отделяю филе форели от костей. – Видишь ли, существует такая штука, как братское соперничество.
– Но ведь вы с Алексом сейчас лучшие друзья!
– Ага, – говорит Найджел, – до тех пор, пока не прозвучат роковые слова: «А не сыграть ли нам в „Монополию“?»
– Ах, по-твоему, я виноват, что никогда не проигрываю? – оскорбленно осведомляюсь я.
– То, что никто не может поймать тебя на жульничестве… – фыркает Найджел.
– Родители, вы слышите этот оскорбительный, беспочвенный клеветнический наезд?
– …еще не означает, что ты не мухлюешь. – Найджел укоризненно взмахивает столовым ножом. Этой осенью мой младший братишка расстался с невинностью и сменил шахматные журналы и приставку «Атари» на The KLF и туалетные принадлежности. – Между прочим, благодаря моим блестящим дедуктивным способностям мне известны целых три вещи об этой Сюзанне. Раз она находит Алекса привлекательным, то она, во-первых, слепа, как летучая мышь, во-вторых, привыкла иметь дело с малышней и, в-третьих, у нее напрочь отсутствует обоняние.
Тут как раз появляется Алекс:
– У кого это напрочь отсутствует обоняние?
– Принеси-ка старшему брату его обед, – велю я Найджелу, – иначе я прямо сейчас тебя заложу, и тогда уж ты точно получишь по заслугам.
Найджел без возражений подчиняется.
– Ну, как там Сюзанна? – спрашивает мама. – В Гамбурге все в порядке?
– Да, все прекрасно.
Алекс усаживается за стол. Мой брат не любит разбрасываться словами.
– Помнится, она изучает фармакологию, – не унимается мама.
Алекс накалывает на вилку мозгоподобный кусок цветной капусты.
– Угу.
– И когда же ты нас с ней познакомишь?
– Трудно сказать, – говорит Алекс, и я вспоминаю о тщетных надеждах бедняжки Марианджелы.
Найджел ставит перед старшим братом тарелку с его порцией.
– Никак не могу привыкнуть к тому, как сократились расстояния, – вздыхает папа. – Подружка в Германии, катание на лыжах в Альпах, курсы в Монреале – все это стало нормой. Когда я впервые покинул Англию и поехал в Рим – мне было примерно столько же, сколько сейчас тебе, Хьюго, – никто из моих приятелей так далеко от дома никогда не уезжал. А мы с другом сели на паром в Дувре, приплыли в Кале, оттуда автостопом добрались до Марселя, а потом через Турин – до Рима. На это ушло шесть дней. И нам обоим