в эти минуты, когда он, как щенок, спущенный с поводка, тыкался носом то в один, то в другой угол своей памяти, он ничего не мог вспомнить. Ни жены, ни сына. Ни лица, ни имени. Только мяч, попавший ему в лицо, Денис Иванович вспомнил отчетливо – большой, клеенчатый, в бело-сине-красную полоску, с пластиковой затычкой в длинной резиновой соске.
Денис Иванович резко открыл глаза, как будто мяч и в самом деле ударил его по лицу, как тогда. Но не было светлого летнего дня, не было девочки, не было солнца. Он сидел в уже окончательно победившей ночной темноте, и тискал ослабшими руками сухую землю. Он был почти уверен, что здесь когда-то стояла маленькая босая нога. В этом он был почти уверен. Тьма – глухая, мертвая тьма – без стрекота кузнечиков, без кваканья лягушек, без рокота машин по шоссе, окружала его.
VI
На станцию монорельса Денис Иванович возвращался почти на ощупь. Ориентироваться помогали огни блокпоста, да далеко на севере висело, переливаясь высоко в небе, полярное сияние. В последние годы оно становилось все слабее, но Денис Иванович помнил, как первые пару лет после атомной бомбардировки этот диковинный свет мешал спать по ночам.
Впрочем, заблудиться во тьме ему никто бы не дал. Четкие контуры разрушенных улиц словно висели перед глазами прямо в воздухе, а красная пульсирующая точка – он сам – медленно ползла по направлению к станции.
Голод обрушился на Дениса Ивановича вместе с последними известиями «WorldNews». Только теперь он осознал, как давно не питался и, пройдя на перрон, поспешил к пищевому автомату. Выбрав из небогатого меню, обозначенного на сенсорном дисплее, пару дешевых бутербродов и синтетический кофе, Денис Иванович, повернулся лицом к северному сиянию и стал сосредоточенно поглощать пищу.
Денег после этой поездки оставалось совсем мало, но все же их должно было хватить до следующего кредита. В крайнем случае, можно было перебиться на базовом пайке, хотя глотать несколько дней охлажденную питательную биомассу из общественного распределителя совсем не хотелось.
Новости закончились, и для его смены началась двухчасовая релаксационная передача. До ее окончания он должен был вернуться под свой купол. Он повернулся лицом к Москве – нагромождению светящихся в ночи куполов. Высоко над ними, в черном ночном небе, сиял огненный глаз низкоорбитального спутника. Этот глаз видел каждое из трех миллионов существ, копошащихся сейчас в вольере московского анклава. И Дениса Ивановича в том числе.
Он непроизвольно, словно хотел хоть на секунду избавиться от этого неотрывного взгляда, положил ладонь левой руки на правое предплечье, хотя прекрасно понимал, что живая плоть не сможет экранировать постоянный сигнал микросхемы. Но тут на посадку подали состав, и Денис Иванович поспешил занять свое место. Ему было немного смешно оттого, что машина выбирала ему место в совершенно пустом вагоне, среди сотни свободных мест, но он сел, послушно следуя ее указаниям.
Вагон пулею полетел к светящимся стенам Москвы.