вечером буду нюхать. И читать “Троецарствие”. Завидуй, рипс лаовай.
Не твой Boris.
15 января.
Встал с трудом. Тотальное маннованно.
И все потому, рипс, что в веке прагматического позитивизма я остаюсь безнадежным radis-романтиком.
Мы директно нюхнули вчера с Агвидором.
Запили березовым соком.
Он двинул играть в pix-dix с Карпенкофф, Бочваром и сержантом Беловым (трогательный лао бай син, но не шагуа).
А меня вместо благопристойного чтения “Троецарствия” вдруг потянуло на?
Не угадаешь, рипс сяочжу.
Да я и сам не скажу. Пошлю тебе лучше текст Платонова-3. Эта самая экзотическая особь произвела самый M-предсказуемый текст. Я оказался прав на 67 %. Внешне Платонов-3 ничуть не изменился: как был журнальным столом, так им и остался.
Платонов-3
Предписание
Степан Бубнов шуровал топку помалу и не услышал, как в кабину ломтевоза влез человек.
– Ты Бубнов? – закричал посторонний высоким непролетарским голосом. Степан обернулся, чтобы предъявить свое классовое превосходство, и увидел коренастого парня с лицом, перемолотым напряженным непостоянством текущей жизни. Голова парня была плоской и не по летам лишенной растительности вследствие тугого прохождения сквозь воздушный чернозем революционного времени.
– Я кромсальщик из депо! Зажогин Федор, – закричал парень, стараясь своим буржуазным голосом перекрыть классовый рев топки.
– Ты, случаем, не у Врангеля глотку напрокат взял? – спросил Бубнов, закрывая топку.
– У меня к тебе мандат от товарища Чуба! – серьезно полез в карман гимнастерки Зажогин. – В Болохово пойдем! Там белый гад жмет сильно!
Бубнов соскреб в жестянку лишний мазут с ладони и взял у Зажогина чистый клочок бумаги:
Машинисту Бубнову С. И. предписывается
срочно доставить пролетарский ломтевоз № 316
на разъезд Болохово для солидарного сцепления
с бронепоездом “Роза Люксембург”.
Нач. депо товарищ Иван Чуб.
– Какой же это мандат? – сложил Бубнов бумагу уже без всякого уважения к ней. – Это предписание, неглубокий ты человек! Мог бы и на словах передать, чего зря буржуазное приданое транжирить! Давно ты в депо?
– Вторые сутки! – уважительно заглянул в кромсальную Зажогин. – Я теперь с Вологды! Мы там состав собрали, да не доставили – контрреволюция на щепу разнесла!
– Это под Хлюпином, что ли?
– Под ним самим!
– А мой старый кромсальщик где? Петров?
– Его с армянами за сахаром услали! В Раздольную!
– Нашли за чем посылать! – зло не одобрил Бубнов. – Рабочий желудок и без сахара проживет – была бы жидкость! Ну, полезай к ножам!
Зажогин исчез в кромсальной. Бубнов снял ломтевоз с тормоза, дернул балансир. Шатуны тронулись и пошли со свистом месить степной воздух. Кругом до самого горизонта разворачивалась бесчеловечная равнина, поросшая тоскливыми травами, угнетенными солнцем и ветром. Когда прошли Сиротино, Бубнов установил реверс на средней тяге и заглянул в кромсальную.
Зажогин сурово орудовал барбидным ножом, кромсая провяленные трупы врагов революции и закидывая бескостные ломти