причем говорил по-немецки. Говорил хотя и с сильным акцентом, но без особых затруднений.
– Я предупредил! – Ганс обнял девушку за плечи. – Пойдем, Грета.
Они ушли. Лапидаров сплюнул, выругался и тоже нырнул в уже потемневший сад.
На другой день вся семья Петрусенко и Эльза Лютц уже через полчаса после окончания завтрака ехали в поезде в Карлсруэ. Все были веселы и оживленны, но особенно девушка. Ее глаза блестели, на губах часто появлялась улыбка – ни с того ни с сего, на щеках алели красные пятна. И без того нежное, милое лицо Эльзы от этого стало просто красивым. Странно было понимать, насколько сама девушка не осознает своей прелести! Она явно считала себя дурнушкой, была слишком застенчива и простовата в одежде. «Впрочем, – подумал Викентий Павлович, – возможно, это синдром «пересаженного дерева». Она ведь выросла и повзрослела в иной стране, а здесь, в Германии, за пять лет все еще чувствует себя чужестранкой».
Словно подслушав его мысли, Эльза стала рассказывать о брате:
– Может быть, вам Эрих кажется грубоватым и нелюдимым? Но это не так! Он очень впечатлительный мальчик и добрый. Только легкоранимый, потому и вспыльчивый.
– Мне ваш брат понравился сразу, – успокоил девушку Викентий Павлович. – А что с ребятами юношеского возраста ладить не так-то просто, это нам хорошо известно.
– Да, Лизонька, – подхватила Людмила. – У нас ведь есть еще двое сыновей: Саша и Митя… племянник Викентий Павловича. Остался сиротой, мы его усыновили.
Викентий Павлович улыбнулся, заговорив о мальчиках. Десятилетний сын Саша был верным оруженосцем своего двоюродного брата. Скоро у них начнутся занятия в гимназии, Митя идет в последний выпускной класс. Потому они не поехали с родителями и Катюшей в Баден-Баден, но нисколько этому не огорчились. Остаться на целый месяц хозяевами в доме – это же настоящее приключение!..
– Племянник? – Лиза запнулась, посмотрела на Петрусенко, словно хотела что-то сказать, но лишь вздохнула. – Эриху труднее, чем мне, здесь, на новом месте. Потому что я живу, как и жила: хлопоты по дому, чтение тех же любимых книг – здесь легко достать русских авторов. А вот он очень хотел жить по-новому, стать истинным немцем.
– Не получилось? – спросил Викентий Павлович, вспомнив шрам на щеке у парня. Он, как только увидел этот шрам у Эриха, сразу подумал о студенческой «мензуре» – дуэли.
Эльза вздохнула:
– Не вышло… Но сейчас он уже успокоился, особенно когда встретил Труди. Она ведь тоже настоящей немкой себя не чувствует.
Викентий Павлович уже слушал разговор краем уха: собственные воспоминания пришли к нему. Он смотрел в окно на веселую долину, по которой катил поезд, на близкие склоны лесистых гор, на мелькнувшую одинокую ферму… А думал о своей так рано и трагически погибшей сестре Кате – матери Мити.
Викентий и Катя фактически были уже взрослыми, когда остались без родителей: ему – девятнадцать, ей – семнадцать. Но Викентий