бы.
– Кого снимал?
– Ну не девку же! – засмеялся я.
– Снимать – тысяч пятнадцать в месяц надо. Минимум. А я в среднем за месяц тысяч тридцать зарабатываю. Сколько на бензин уходит, на жратву… Матери часть отдаю – свет, отопление… Не-ет, – потянулся Иван, – снимать можно, конечно. – И сразу же снова сжался. – А с другой стороны, с какого перепугу я буду снимать? Мой родной город, а я как приезжий, что ли?
Меня эта мысль развеселила. Плеснул в рюмки.
– По-твоему, – спросил, когда выпили, – москвичам на халяву квартиры должны раздавать? При рождении коренного москвича для него сразу планируют трехкомнатную квартиру…
– А что, – Иван не заметил моей иронии, – я бы так сделал. Ну, не треху можно, но двухкомнатную нормальную квартиру – вполне.
Еще глотнули «Русского стандарта», закусили семгой, и Иван стал развивать свою мысль:
– Знаешь, бесят эти призывы, что будь, дескать, активным, и все получится, мечты сбываются, что надо добиваться, этим, конкурентоспособным быть… Ну, короче, понимаешь, о чем я… А если я не хочу быть таким? Если у меня вообще другая внутренняя организация? Что я, всю жизнь из-за этого в жопе, что ли, должен торчать? И таких, как я, – миллионы. Которые не могут и не хотят биться за теплое место под солнцем… Я так считаю – если я гражданин страны, я имею право получить от нее набор необходимых для жизни вещей.
– По факту рождения, что ли? – сдерживая усмешку, уточнил я.
– Ну да. Да! Я – гражданин России, и Россия должна обеспечить меня квартирой для создания семьи, медицинским обслуживанием, загородным участком для отдыха и подсобного хозяйства, путевками, хоть раз в год, в санатории…
– А ты что-то должен?
– Я? Я готов вносить свою лепту. Работать, короче. Но от меня никто ничего не требует. Что работаю я, что нет, всем все равно. Меня и в школе не особо учили – тройбаны ставили, а я на задней парте в карты рубился. В армию не тащили, дали справку купить, что у меня с почками проблемы, и – все в поряде… Так и живу. Гражданин, х-хе… Единственное, что есть, – машина. Она меня кормит. Да и то часть денег откладываю, чтобы вовремя ее заменить, до того, как ломаться начнет. А так – никаких перемен не предвидится.
– Ничего, Вань… – То ли его речь, то ли опьянение сменили во мне иронию на жалость. – Ничего. Я скоро, может, закручу одно дело. И тебя возьму.
– Что, в натуре? – дернулся он. – Хорошо бы. Надо что-то такое, серьезное… У меня, знаешь, тоже планы есть, то есть – идеи. Давай расскажу?
Я глянул на часы. Было около полуночи. Зевнул показно.
– Поздно, Вань. Лучше спать ляжем. Завтра на работу… Еще будет время все обсудить. Наливай по последней.
Я уже давно не могу представить себя смотрящим новости без мыслей, сколько стоит и для чего поставлен тот или иной ролик, пущен такой-то сюжет. Особенно внимательно, иногда засекая время, я слежу за теми роликами, которые попали в телевизор с моей подачи. За них заплачено мне, журналистам, каналу…
Наша контора находилась, считай, в самом центре Москвы