дышащей перегаром, очередным посленовогодним алкашиком… Врач, слушая, ухмылялся (именно в эти вечер и ночь я заметил, как часто, оказывается, люди ухмыляются), приглядываясь, словно прицеливаясь, к моей ноге. И я понимал, что он не слушает меня, ему легче просто отпилить ее, желто-красную, с мертвыми, торчащими дыбом волосками, чем возиться… Я понял, что нужно сказать главное:
– У меня деньги есть. – Залез водянистыми пальцами в карман, вытянул пачечку из десяти тысяч. – Вот… Вот, возьмите. Пожалуйста!
– Это что? – Губы врача искривились зигзагом, щетина из светло-русой стала каштановой. – Это взятка, что ли? – В смотровой, или как назвать этот напоминающий кухню в общаге кабинет, еще были люди.
– Нет! – Я мотнул головой. – Это, ну, это на лекарства. Спасите ногу, пожалуйста. Как же я?…
Не беря деньги, врач еще раз, затяжно, посмотрел на нее, потрогал надутую кожу, вздохнул:
– Работы много… – И затем еще несколько вздохов, все более меня ободрявших. – Да, препараты дорогие нужны… М-да-а, нужны… Что ж, попробуем… Шансы вообще-то есть…
– Здесь десять тысяч. Больше нет сейчас, – чувствуя, что спасение возможно, еще энергичней стал упрашивать я. – Но – будут! Сколько скажете. Спасите, пожалуйста…
И меня стали лечить. Капельница, мази, повязки… Отвезли в палату, где кто-то храпел, сопел, стонал. Перетащили на кровать.
Я лежал, пучился в темноту и представлял, как ворюга вынимает из моего лопатника карты, сует в банкомат, пробует найти код. Потом шерстит мобильник и натыкается на список этих кодов. Набирает. Шелестят снимаемые со счета денежки. Много-много небесно-голубых бумажек… Надо позвонить в банки, потребовать, чтобы карты заблокировали. Надо… Но для этого нужно знать номера телефонов этих чертовых банков, а номера тоже в моем украденном мобильнике… Блядь!.. Я снова покрылся разъедающим обмороженную кожу потом. Заерзал на кровати.
Достал из-под подушки телефон жены, уложил его на забинтованной ладони и уже было начал в нем копаться в надежде что-то важное (я не знал, что именно, но надеялся на чудо чудесное) отыскать. Передумал: ничего наверняка не найду, только разряжу батарейку. А мне здесь еще торчать черт знает сколько.
Убрал телефон под подушку, придавил ее головой и закрыл глаза, успокаивая себя разным мысленным бредом вплоть до фантазий о море, теплом и ласковом, на которое обязательно поеду, если всё (что – всё, додумывать не хотелось) обойдется. Представляя это море, мягкий рыжий песок, грабителя, не сумевшего расшифровать коды и вообще погибшего в аварии через полчаса после ограбления, жену, вымаливающую прощение, уснул. Во сне, конечно, было лучше, чем наяву.
Ногу не отрезали, но и того, что она вылечивается, я не замечал. Вообще был очень плох тогда. Опухоль на лице не спадала, забинтованные руки и ноги кололо болью при каждом движении. Часто казалось, что становится только хуже.
В первое утро в больнице я позвонил Руслану и рассказал, что случилось. Он вроде бы искренне испугался и даже почувствовал вину: «Зря я тебя вчера