что татары на подходе. Евпатий скомандовал нам уходить, а остающимся собраться, чтобы занимать оборону.
Вятич с тоской посмотрел в сторону Евпатия:
– Ему бы оберег… Но у меня нет. И такой сильный враз не заговоришь…
Оберег? Меня вдруг пронзило понимание, словно свет включили в темной комнате, где из-за тьмы все предметы казались чужими: оставляя меня в Рязани, Анея надела на шею какой-то предмет, сказав, что это оберег и чтобы не снимала даже в бане. В бане я сняла, но потом надела снова. Вот почему меня не задела ни одна стрела, вот почему все удары меча, предназначавшиеся мне, получал кто-то другой. Анея дала мощный оберег, спасший мою никчемную жизнь в Рязани!
В другое время я возразила бы сама себе, мол, почему же никчемную, но только не сейчас. Теперь взгляд на человеческую ценность у меня основательно изменился.
– Вятич, у меня есть, – с этими словами я спокойно сняла с шеи Анеин оберег и протянула сотнику, – отдай Евпатию.
Вятич помотал головой:
– Нет, тогда ты останешься без защиты.
– Я сама отдам!
– Настя… его переговорить надо, он для тебя сделан.
– Ты можешь?
– Могу.
– Переговори.
– Только если ты немедленно уедешь с Андреем!
Наши взгляды схлестнулись, и я сдалась:
– Хорошо, обещаю.
Ведя спор, мы не заметили, что сам Андрей Юрьевич совсем рядом. Его глаза изумленно раскрылись:
– Ты… девка?! Ах ты ж! Как же я раньше-то не сообразил?!
– Андрей, держи ее рядом с собой, хоть привяжи, но держи. Я тебе потом скажу, – с этими словами Вятич метнулся в сторону Евпатия Коловрата, который уже выстраивал своих для последнего боя.
– Уходи, Андрей! Уводи своих!
– А ну пошли! – Похоже, мой жених и правда был готов привязать меня к своей руке.
– Вятич…
– Я догоню! Езжайте!
Откуда взялся этот татарин? То ли от своих отстал, то ли по нужде в кусты затесался, но от неожиданности он схватился за меч. Реакция у мерзавца была великолепной, меня спасла только моя собственная реакция, иначе голова бы оказалась отдельно от туловища. И все же меч полоснул по щеке, лицо и шею залила кровь. В следующий миг татарин уже рухнул, зарубленный Андреем.
– Верно Вятич сказал, что тебя стеречь надо… Дай щеку посмотрю.
– Не надо.
– Иди сюда!
Андрей хорош, не будь мое сердце безвозвратно отдано князю Роману, ей-богу, влюбилась бы. В кого? В собственного жениха. И вдруг я осознала, что у меня располосовано лицо! В первые мгновения не почувствовала даже боли, зато теперь стало страшно – лицо, шею, плечо заливала кровь, а при попытке прикоснуться к ране рукой боль стала невыносимой.
– Убери руку.
Андрей что-то быстро делал с моей щекой, достав из своей седельной сумки тряпицу, а я старалась не грохнуться в обморок.
– Все, вот так до привала дотерпишь, только руками не трогай и старайся не задевать. Сможешь ехать или за спину посадить?
Вот еще!
– Смогу.
Мы