«стрелка», а «стрелок» здесь – тот, кто делает стрелы.) Среди дубленок и зипунов выделялись камуфляжные кафтаны наших стрельцов. Сейчас две группы воинов готовы плечом к плечу сражаться против общего врага. Если враг даст нам шанс.
На краю леса показался человек, он приближался неторопливым шагом, и скоро через амбразуру стало видно, что это огромный лохматый амбал в серой монашеской рясе. Остановившись метров за сто, амбал разинул пасть и крикнул зычным басом:
– Аркашка!
Аркадий прошипел что-то неразборчивое, но явно нецензурное. Амбал не унимался:
– Аркашка! Выходи, подлый трус!
Аркадий решительно шагнул вперед и полез на частокол.
– Что надо? – крикнул он.
– Пускай твои люди открывают ворота, выходят и строятся здесь, сложив оружие. Тогда им сохранят жизнь. Слово митрополита.
Бородатый пушкарь, переворачивавший в костре раскаленный прут, вздрогнул и уронил его, а потом украдкой перекрестился. Видать, слово митрополита – это по местным меркам круто.
Аркадий слез с частокола и вернулся к нам. На него жалко было смотреть.
– Это конец, – прошептал он. – Слово митрополита… Усман смачно сплюнул в снег и сделал два шага вперед.
– Я вашего митрополита… – пробормотал он, поднял автомат так, чтобы снаружи не было видно ствола, и дернул предохранитель. Предохранитель дважды щелкнул. Усман тщательно прицелился и сделал одиночный выстрел, именно одиночный, а не парный.
Во лбу монаха расцвел алый цветок, и монах рухнул наземь как подкошенный. Крест у меня на груди задергался, я прыгнул вперед, чтобы Усман не выпал из области действия амулета. Аркадий повторил мой прыжок. Крест успокаивающе замерцал, и я понял, что мне нет необходимости быть рядом с теми, кого я хочу защитить. Крест прикроет всех. «Расстояние не играет роли, играет роль вникновение», – прошептал крест.
В воздухе запахло гарью. Я растерянно огляделся по сторонам, но не заметил ничего горящего.
– Стены поджигают, – выдохнул Аркадий, – сволочи. Он сделал шаг в сторону, поднял крест и покрутился на месте, изображая радар.
– Не пойму, – простонал он, – они везде.
Я попытался обратиться к кресту, я попросил его сообщить, где враги, но крест проигнорировал мои попытки.
Поверх частокола появились первые языки пламени. Мокрое заснеженное дерево горело так, как будто его долго сушили, а потом положили в печку с трубой и поддувалом. Явное колдовство.
Уже горела вся стена, и в амбразуры ничего не было видно. Частокол излучал такой жар, что поневоле пришлось отступить.
Бойцы молились. Кто-то стоял на коленях, кто-то предпочитал совершать последнюю прижизненную беседу с Всевышним стоя, подняв лицо к небу. Со стороны внутренних построек доносился женский плач, к которому примешивался детский. Врагу не сдается наш крейсер «Варяг»… блин!
Ворота рухнули. Еще несколько минут, и рухнет стена, и тогда мы будем как на ладони перед невидимым врагом. Аркадий засуетился,