которые никто из низ не совершал, загнанные сюда по чьему-то злобному оговору, а чаще всего, по прихоти власть имущих мудрецов, старались работать, как можно лучше, буквально фонтанируя новыми, свежими идеями. Они надеялись, что рвение, старание, новые научные достижения, помогут им защитить своих близких от дальнейших репрессий. А там, кто знает, может, и самим удастся выйти отсюда на свободу, снова, как прежде, ходить на службу, приходить домой, есть, пить, спать, видеть, как растут собственные дети. Делать всё то, что для свободного человека является обыденностью, а для них теперь представляется недостижимым счастьем.
– Сколько же по стране подобных заведений? – думал Вахтанг Дадуа, внимательно следя за лентой дороги, с огромной скоростью убегающей под капот его автомобиля. – Сотни! Они делятся по направлениям научной деятельности, их ежедневно пополняют новыми кадрами, выплёвывая больных, старых, уже не могущих решать поставленные задачи, людей. Страдают не только сами учёные, страдают их семьи, мучающиеся неизвестностью, боящиеся получить еще более жестокий удар судьбы.
Вахтанг вспомнил, как пару лет назад нескольких сотрудников подведомственного ему института администрация решила отправить в обычный лагерь. Они, де, перестали давать дельные научные предложения, плохо справляются с поставленной задачей, растратили свой интеллектуальный потенциал, а посему, вперёд, на лесосеку. Дадуа видел, как старик-профессор, заплакав, бросился в ноги местному начальнику режима, умолял, пытался рассказать о больной жене, но тот даже не хотел слушать старика. Тогда Вахтанг, на правах куратора и личного друга наркома, вмешался. Старика оставили в шарашке, остальных же, всё равно перевели. Об инциденте сразу же доложили Берии. Тот позвонил и начал журить Вахтанга: «В институте есть своё научное руководство, помимо тебя, друг. Оно и решает, кто нужен, а кто – нет» – отрывисто рубил слова нарком. – «А ты, Вахтанг, находишься над всеми ими. Тебе ли заниматься каким-то выжившим из ума дедом? Это для тебя слишком мелко. Пусть бы он поехал рубить лес! Может, срубил бы хоть одно деревце. Хоть чем-то был бы полезен напоследок. А то сдохнет – хорони его, старого пня, яму ему копай, труп в одеяло заворачивай. Не жалей ты, Вахтанг, этих стариков от науки. Они своё пожили и пожили хорошо!» – закончил тогда нарком свои нравоучения.
– Почему бы не распустить шараги, не упразднить этот арестантский режим пребывания? Пусть люди ходят на работу, а вечером идут домой к семьям. Нужно положить им хорошую зарплату, предоставить удобную квартиру, обеспечить необходимое медицинское обслуживание, – пытался достучаться до Берии его старый друг. – А ты знаешь, Лаврентий, кто осуществляет научное руководство подшефного мне института? Другие научные работники, те, которые пока ещё на свободе. Над всеми ними ещё присматривает целый штат офицеров госбезопасности, которые ничего не смыслят в науке. Они просто цепляются к ученым, пытаясь уличить тех в каких-то мифических