стеклоомыватель, сын? – тихо спросил у него Морозов.
– Долил. Должно хватить, папа. Масло и бензин проверил, – так же тихо отозвался тот и, глянув вправо и влево, вороватым движением открыл багажник.
Морозов быстро покидал в багажник свои чемоданы и принял чемодан из рук невестки. Леночка небрежно бросила в багажник рюкзачок, а Борька осторожно положил на свободное место сумку и пилу в чехле. Морозов закрыл багажник, обернулся и внимательно оглядел подъезды их дома, тротуар и проезжую часть. Было тихо. Безлюдно. Свет горел в редких окнах.
Всё так же молча они стали рассаживаться, и автомобиль, заполненный телами в зимней одежде, сразу стал маленьким и тесным. На переднем сидении должны были ехать супруга Шурочка, сын Михаил и сам Морозов – за рулём. На заднем – внуки и невестка Галя: ей поручалось приглядывать за детьми и котиком – во избежание чего, всё-таки путь неблизкий. Мотор урчал приятно и ровно.
Морозов расстегнул дублёнку, повёл плечами, устраиваясь удобнее в кресле, проверил зеркала и покосился на жену. Спросил:
– Ну что? Трогаемся потихоньку?
– Давай, Гаврилыч, – сдавленно отозвалась та.
Морозов заблокировал двери, снял машину с ручника и нажал педаль газа. Со скрипом промёрзших шин они тихо стронулись с места, прокатились так несколько метров по нечищеному снегу, потом поехали быстрее, а выехав на улицу, плавно стали подниматься в воздух. Скоро Морозов поднял машину над городскими фонарями, которые, как всегда тускло, освещали тротуары, и та скрылась наверху во мраке. Всё произошло быстро и почти неслышно.
Но он всё же поинтересовался:
– Нас никто не видел?
– Кажется, нет, – ответил Михаил и спросил: – Ты фары когда выключать будешь?
– Да, уже можно, – согласился Морозов, он выключил фары и прибавил газу.
Машина полетела быстрее и почти вертикально вверх, резко набирая высоту. Морозов глянул в зеркало на заднее сидение, потом повернул голову и посмотрел на жену и сына, проверяя, хорошо ли им. Ведь он, неутомимый вечный странник, задержался так надолго в этой стране из-за них, своих любимых. Их комфорт и покой для него было – главное.
– Гаврилыч, давай над городом пролетим, – тихо попросила Шурочка. – Я никогда Москву сверху не видела.
Остальные потрясённо, настороженно молчали.
Морозов пошёл на поворот – холодный руль опять поворачивался туго, со скрипом. Сказал, чтобы подбодрить притихших родных:
– Сейчас выберемся в центр и будет светлее.
Скоро их, в самом деле, охватили огни мегаполиса – города, который никогда не спит.
Впереди и внизу, в море огней, ясно читались графические силуэты небоскрёбов Делового центра и золотые от шпиля до основания сталинские высотки, и голубая с зелёным архитектура Кремля с рубинами алых звёзд на башнях. Здание Гума выделялось иллюминированным силуэтом, от него раскалённой лавой растекались окружающие улицы и магистрали, и широкой матово-ледяной петлёй извивалась река, заснеженная река без всяких отражений… шеренгами жёлтых