ответил я.
– А встать сможешь?
Я неуверенно пошевелился и поджал под себя ноги.
– Смогу.
Он опять развеселился.
– Так беги в машину, чего ждешь-то?
Бабуля с сумкой вывернулась из-за микроавтобуса, подошла ко мне и потянула за руку, ворча:
– И шагу не сделают, чтобы ботиночки не испачкать! Хватай меня за шею, сынок, не стесняйся. Так, потихонечку и подымешься. А то ведь уедут, паразиты!
– Спасибо, бабушка, я сам.
Я поднялся на ноги. Сильно болело плечо, и каждое движение отдавалось под лопаткой, но кажется, этим и обошлось.
Я оглянулся. Собака так же безмолвно лежала в траве, вытянув морду. Она тоже смотрела на меня безучастными глазами.
– Ну, идешь?
– Иду, – отозвался я нерешительно. – Послушайте, доктор, взгляните, что с собакой. Может, ей можно помочь?
– Тебе что, совсем мозги отшибло? Давай, садись, или я уезжаю! – Он раздраженно рванул на себя дверцу микроавтобуса и пожаловался кому-то внутри. – Надо же до таких чертиков налопаться, чтобы вместе с собакой из окна вывалиться! А нам возись тут с ними!
– Ты смотри, Толян, что делают! Оставляют мужика! – ахнул «Кллннч».
И тогда Толян возмутился. Утратив напускную флегматичность, он не вполне членораздельно, но предельно искренне заявил, что наша голубая планета, к сожалению, далека от совершенства, и в мире полно грязных и отвратительных мерзавцев и извращенцев. Но оставлять мужика, который, вроде бы, пообещал полтинник, без оказания помощи могут только самые распоследние мерзавцы и извращенцы, у которых нет ни чести, ни совести, ни полтинника. На этот вопиющий факт Толян закрывать глаза не может, потому что с подобными негодяями он всегда вступал и вступать будет в суровые и бескомпромиссные половые отношения, используя при этом как традиционные методы и средства, так и нетрадиционные.
Яркая речь Толяна, искусно сплетенная из каких-то пяти-шести слов, одно из которых: «мужик», а второе: «полтинник», прозвучала внушительно и вдохновенно. Пока двигающийся у него на шее кадык, словно поршень, проталкивал наружу обличительные тезисы, вокруг «Скорой помощи» собралась небольшая толпа. Толяну удалось донести свою мысль до аудитории вполне однозначно и даже сорвать жиденькие аплодисменты со стороны скамейки.
Врач не решился вступать в полемику и произносить в ответ клятву Гиппократа, перестал блестеть и виновато заморгал, признавая поражение. «Кллннч» растроганно прослезился, и только лишь стоявшая рядом со мной бабуля неодобрительно покачала головой.
Сверху опять раздался женский голос:
– А какой номер машины? Давайте, я номер запишу. Только мне из-за дерева не видно.
Разошедшийся не на шутку Толян незамедлительно пригрозил вступить в суровую связь и с номером, и с машиной, и с деревом.
Бабуля с отвращением сплюнула на землю.
– Да как язык-то не отсохнет, поганец!
Я