подумал он. Для полноты ностальгической картины не хватало только этого характерного: «Дэвущка, а дэвущка! Как тэбе зовут? Хочещь, ми тэбя шашликом угостим, а?»
Гаражи миновали, он выдохнул. Ну, в заложники не взяли, в гарем никого не забрали…
Из дома, мимо которого он проезжал, вышла молодая женщина, вся укутанная с головы до ног, сдвинула платок с лица, улыбнулась, махнула ему рукой несмело. Он успел заметить конопушки и славянские черты лица. Родина не оставляла…
Потом, уже совсем на выезде, когда за последней улицей уже придвинулась к ним пустыня, на дорогу выскочил какой-то арабский пацан, лет шести, вскинул руку, стал стрелять в них из пальца, норовя подставиться под колесо. Его объезжали хохоча, а он даже крикнул что-то про то, что подвергся атаке от малолетнего террориста.
Прощай, Вифлеем! Ты не заговорил в базилике Рождества, так хоть провожаешь мальчишкой, стреляющим в тебя из пальца. Может, пустыня скажет тебе что-то?
Затяжной подъем вознаградил серпантином-спуском, где он опять всех обогнал, тяжелой пулей с трудом вписываясь в повороты. На хрустящей камнями площадке на краю обрыва серпантинной дуги стояло три огромных автобуса. Он тормознул, подъехал к краю. Внизу, куда ни глянь, простиралась желто-серая пустыня с редкими крапинками зеленых кустов. Холмы, ущелья – и черная лента дороги, снова забиравшая вверх. Ох-хо-хо… Он вернулся к асфальту (как он тут не тает на этой жаре, что за технологии?), толкнулся ногой, набирая скорость, вошел в вираж, снова обгоняя Богомилу, Регину, Алексея, на инерции вкатился аж на треть подъема, потом соскочил, повел велосипед за руль… На перевале увидел, чуть внизу, край каменного строения. Проехав дальше, присвистнул. Каменная стена оказалась частью здоровенного монастырского комплекса, вписанного в край каньона.
«Приехали на обед! – махнул рукой Алексей. – Спускаемся ко главному входу, вон туда!» У ворот, где они спешились, было уютное местечко, затененное редкими деревцами – несколько столиков, вытесанных из камня, каменные же блоки вместо лавочек. Алексей занялся обедом, попутно извлекая из себя сведения об этом месте.
Монастырь, а точнее – лавра святого Саввы, вел свой отсчет чуть ли не с начала монашеского движения – с пятого века. Савва стал монахом еще в детские годы, а по достижении восемнадцати ушел из своей Каппадокии (туда мы, кстати, тоже велопоход делаем, это по турецкому побережью – ввернул рекламу Алексей), так вот, ушел Савва сюда, в Святую землю, и был в послушании у Евфимия Великого. А потом ему явился ангел и повелел создать тут, в Иософатской долине Иудейской пустыни, свое монашеское братство. С тех пор тут и живут монахи. В эпоху расцвета лавры, под конец его жизни и после его кончины, тут жило около пяти тысяч монахов, а вся эта Иудейская пустыня была заселена семьюдесятью монастырями, где жило около пятнадцати тысяч человек.
«Да, оживленно здесь было», – подумал он, доставая очередную палку колбасы из своего рюкзака и протягивая