вытер слезу с Катиной щеки.
– Помнишь, – продолжала Катя, – что мы обещали друг другу не лгать. Никогда не лгать.
– Помню, Кэт. Я все помню.
– Ник, – Катя посмотрела ему в глаза, – Я солгала тебе. Я солгала себе. Я вам всем солгала. Мой скелет из шкафа, по сравнению со скелетом Томоко, это все равно, что гора Фудзияма и дерево сакуры. Я не должна была лететь.
– Что ты несешь, Кэт?
– Мои данные. Моя биография. Все ложь. Почти все. Я соврала, когда записывалась в «колонию Марс-1». Да никто особо тщательно и не проверял. А теперь прошлое воздействует на меня. Эта грязь от которой я не смогу никогда отмыться, – Катя опустила глаза, – и здесь достала меня. Прошлое влияет на меня. Оно гнетет меня. Внутри, в моей душе что-то происходит, Ник. Что-то не хорошее. Я чувствую.
– Так, успокойся, – Ник пододвинул соседний стул, сел на него, взял Катю за плечи и посмотрел ей в глаза, – Рассказывай.
– Мое детство, – Катя посмотрела на Ника, – если так можно выразиться, было не совсем нормальным, или как это еще можно назвать, трудным. И мне больно об этом вспоминать, Ник. Я не хочу об этом вспоминать, но я должна выговориться. Я должна хоть кому-нибудь об этом рассказать. Пусть лучше это будешь ты… Это должен быть ты… А не Томоко.
– Говори все. Не бойся.
– Мои родители, – Катя слегка покраснела, – много пили, особенно отец. По-русски это произносится, как «алкаш» или «пьяница». Мы жили скромно. Отец и мать, между пьянками работали. Хоть их часто из-за прогулов увольняли, они снова каким-то чудом находили себе способ заработать. В общем, деньги были, но основная часть уходила на спиртное. Были дни, недели и даже месяцы, когда я видела родителей трезвыми. Для меня, маленькой девочки, эти короткие обрывки времени, были наполнены счастьем, и это счастье так быстро проходило, а на смену ему вновь наступали дни, наполненные пьяным угаром. Шло время. Отец постепенно престал ходить на работу и начал пить еще больше, чем пил до этого, а на упреки матери сильно злился. Нет, он ее не бил, но он медленно тащил ее за собой на дно, а я, слабое, беззащитное существо, не в силах что-либо сделать, наблюдала за всем этим со стороны. Со временем, мать тоже перестала ходить на работу и начались беспросветные пьянки и скандалы. На что они пили, я до сих пор не понимаю, потому что все годное, что можно было вынести из квартиры и продать, было уже пропито. Я все это помню, Ник. Я все это хорошо помню, хотя много раз пыталась забыть. Это был настоящий ад. Ад для девочки, которой недавно исполнилось всего лишь восемь лет, – Катя заплакала.
Ник обнял ее и прижал к себе: «Поплачь. Поплачь. Помнишь, как нас учили не сдерживать эмоции в себе?»
– Помню, – ответила Катя, – помню.
– Вот и хорошо, – Ник слегка отодвинул от себя Катю и посмотрел ей в глаза, – Так что давай не стесняйся и знай, что бы ты не сказала, я все равно буду любить тебя.
Катя чуть-чуть улыбнулась, но через мгновение, еле заметное просветление радости, сменилось грустной гримасой.