В свою очередь спросил: – А тебя как?
– Меня – Тим, – он ответил не задумываясь, мысли его в этот миг отлетели в иные дали.
Как это может быть на свете, чтобы кто-то не помнил собственного имени? И не такой уж маленький этот белокурый мальчик! Странно и необъяснимо. Обычно прибывшие по обмену, вот как Яго, например, понятия не имели, как попали из одного поселка в другой. Просто уснули на миг и очнулись уже в ином месте. Но чтобы не помнить своего имени, не было такого!
– Его зовут Нил, – прогрохотал голос с Колокольни. – Нил из селения «Разбитого сердца», – еще раз прогремело сверху.
Никогда доселе Тим не слыхивал, чтобы поселку кто-то захотел дать столь безрадостное название. Но ладно, мало ли какие у тамошнего Радетеля порядки. Из поселка с таким именем он бы и сам ушел куда подальше, надо же – «Разбитое сердце»!
Тим не заметил, как к ним подошел его отец, как встал немного позади, довольно кивая в знак согласия, с хитрым видом, будто бы не кто иной, как он сам, подучил своего сына поступить столь вызывающим образом. Тим очнулся лишь, когда рядом с ним невесть откуда возникла Аника и бережно взяла мальчишку за другую потную ладошку. И в свою очередь прокричала вверх:
– И я! Я тоже! Буду заботиться о нем! – и посмотрела на Тима.
Взгляд ее, такой небесно-голубой, что аж захватывало дух, говорил ему: «Мы все равно будем скоро как одна семья. Ты не забыл и не передумал? Поэтому я здесь, я с тобой». Как он-то мог забыть или передумать? Что же, зато у Нила теперь есть не только брат и отец, но и красавица-сестра. Значит, все устроилось. Вокруг захлопали. Не в честь Радетеля, а на сей раз для них четверых. Так поселок «Яблочный чиж» выражал свое одобрение.
А после случилось немыслимое. То, чего никак не могло быть. Самые старые жители поселка, которые помнили еще замшелые побасенки своих дедов, наполовину вранье, наполовину воронье карканье, и те не рассказывали о подобных вещах.
Радетель спустился с Колокольни Времени. Плавно неся себя по воздуху, как будто земля не тянула его книзу, как будто не было у земли никакой власти над ним, да и как ей быть, если сами Радетели и создали землю? Он опускался чинно и медленно, вовсе не летел стремительной птицей, невозможным образом как бы сходил с небес из величайшей милости, а так оно всеми и считалось на самом деле. Радетель едва коснулся травы и замер неподвижно на месте совсем близко от Тима, и трава нисколько не примялась под ним, лишь встрепенулась от чуть заметного порыва. Потом Радетель заговорил. Уже не так громоподобно, а словно многократное эхо отражалось от невидимых стен, что порой случалось в Зале Картин, хотя там-то стены были как раз настоящие.
Тим плохо запомнил сказанное. Да и запоминать, собственно, было нечего. Какой он молодец, и как прекрасен его поступок. (Подумаешь! Только и пронеслось в голове у Тима.) И опять, что он, Радетель, надеется на него, и пусть мальчику Нилу живется хорошо. (С чего ему будет вдруг житься плохо? Снова мимолетной тенью мелькнуло у Тима в уме.) Отец кивал