заметил немец.
– Такова уж человеческая натура, – мрачно заявил Тернер и сел.
Он был худым и длинным типом, чей разум окончательно скис. Тернер страдал косоглазием, проистекавшим из привычки наблюдать за чужими делами и при этом прикидываться, что смотрит совсем в другую сторону. Вопреки своему жалкому виду, он был жилистым и крепким и последние пару месяцев проработал на кирпичном заводе, поэтому складки его одежды и трещины в коже хранили заметные следы красной пыли.
– У меня новость, – объявил ему Фосс, – только вряд ли она вас заинтересует.
– Вы же меня не бросите из-за моей широкой на- туры! Разве человек несет ответственность за свою натуру?! – вскричал Тернер. – Вам кто угодно скажет, что нет!
– Если я вас и возьму, то лишь потому, что в тех дальних краях вашей натуре будет нечем себя тешить.
«И еще потому, что питаю нездоровый интерес к отверженным душам», – добавил про себя Фосс. И все же Тернер трезвый обладал некоей врожденной хваткой, которая на пути к цели заставляла его выкладываться до предела. Такого человека можно использовать, если только прежде он не использует вас.
– Мистер Фосс, ну, пожалуйста! – взмолился пьяный Тернер. – Я буду напрягать каждый мускул своего тела! Я буду делать всю грязную работу! Я траву буду есть!
– Ну вот, еще один новообращенный, – заметил Фрэнк Лемезурье и поднялся.
Лемезурье неизменно попирал все, что вызывало у него физическое отвращение. На открытый конфликт с Тернером он не пошел бы, хотя если они поедут вместе по высокой желтой траве, то могут сцепиться стременами, или, лежа в пыли и зловонии термитов, борясь с одними и теми же кошмарами под звездным небом, их тела могут сблизиться и соприкоснуться.
«Если только немец до такой степени филантроп, что возьмет с собой этого человека», – подумал Лемезурье. Или же он дурак? Ответить на сей вопрос ему предстояло самому – ждать помощи от Фосса не приходилось.
– Мистер Топп, – проговорил немец, – владей я искусством музыки, поставил бы перед собой вот какую задачу: создать произведение, в коем различные музыкальные инструменты представляли бы моральные качества людей, которые друг с другом не в ладах.
– Я предпочел бы выразить величие совершенства, – возразил наивный учитель музыки, – в больших потоках чистого звука.
– Чтобы понимать совершенство, следует его сперва достичь, а это невозможно. К тому же в результате мелодия получилась бы весьма однообразная, если не сказать чудовищная.
Тернер, сжимавший свою смятенную голову растопыренными пальцами, воскликнул:
– О-о! Боже упаси!
Внезапно он опомнился и с неприкрытой угрозой обернулся к Лемезурье, собравшемуся уходить.
– Новообращенный, значит? – Видно, Лемезурье задел его за живое. – Вы, с вашими разговорчиками, не такой уж и святоша! Если бы трущобы могли говорить… Видал я вас, и вовсе не в воскресной жилетке, вдобавок по уши в грязи! Гуляли с распутными девками, да еще трепались направо