но она никогда не ругала меня. И, что более важно, некоторые охранники даже поддерживали меня. Один из моих сопровождающих, которого все называли Моряк, смеялся над обвинениями после слушания. Он и его друг Большой Джей сказали мне, что мое слушание прошло успешно. Среди охранников я заработал славу невиновного человека. Я снова начал думать о том, чтобы поведать свою историю кому-то за пределами Гуантанамо.
Такая возможность появилась благодаря знаковому решению Верховного суда США в пользу жителя Великобритании Шафика Расула. Верховный суд постановил, что заключенные в Гуантанамо могут оспаривать содержание их под стражей в судах Соединенных Штатов. Наконец, мы имели право выступать в свою защиту, а наши дела стали рассматривать американцы, которые не входили в состав военных служб или разведки.
Первая встреча с адвокатами состоялась в середине июня 2005 года. Я подготовил для них полную историю моих задержаний. Один из охранников дал мне зеленый спиральный блокнот, в котором я записал все даты, имена и детали моей жизни и следствия, которое длилось на протяжении пяти лет. Я отдал эту тетрадь Нэнси Холлендер и Сильвии Ройс, когда мы встретились. Считаю, что мне очень повезло: заключенные не могли выбрать себе адвокатов, а некоторым требовались годы, чтобы довериться им. Но я был уверен, что мои адвокаты прислушаются ко мне. Они забрали тетрадь с собой и попросили меня продолжить писать.
Я снова начал работу, но в этот раз писал в виде повести. Чтобы убедиться, что мою рукопись не перехватили и не уничтожили, я писал ее кусками, отправляя чередой писем моим адвокатам. Благодаря этому все материалы становились адвокатской тайной, а значит, следователи не могли прочитать их. Когда я заканчивал часть, то просил конверт и запечатывал письмо как можно лучше, после этого его отправляли. Письмо доставлялось в специальную зону в Вашингтоне, где хранились все адвокатские материалы из Гуантанамо. Я писал день и ночь в изоляционном секторе лагеря «Эхо», в котором были только я и мои охранники, заваливая своих адвокатов письмами.
Я знал свою историю, но не знал всех слов, чтобы передать ее. Поэтому я часто сидел с охранниками, играл в карты, пил чай и одновременно продолжал писать. Если я застревал на каком-то слове или выражении, то просто спрашивал у них.
– Как сказать на английском, что кто-то резко начинает громко плакать?
– Разрыдаться, – ответил охранник, который был младшим офицером ВМС.
– Как ты назовешь человека, который говорит по радио? – спросил я.
Я тогда вспоминал женщину, которую слышал по радио, когда меня перевозили из аэропорта Аммана в иорданскую тюрьму. Сквозь наушники я слышал ее сонный голос, который перебивал чудесную музыку, рассказывая о погоде. Когда иорданская исполнительная группа поняла, что я слышу радио, они подскочили и вместо радио включили магнитофон.
– Ведущий? – ответил один из них.
– Я не знаю. Они еще ставят музыку.
– Диджей? – сказал другой.
– Как