перебор, ткнуло пальцем в список и попало в него, Юргена.
Так он стал «вольняшкой». И пусть вся его свобода ограничилась правом перейти в регулярную часть вермахта! Это была – свобода! Не сидевшим в тюрьме и не бывшим в штрафбате этого не понять.
Первое, что он сделал, получив «вольную», – подал рапорт с просьбой оставить его в 570-ом ударно-испытательном батальоне. Такова была его воля. Он не хотел расставаться со своими товарищами. И ему дозволили это, даже бросили «соплю» на погоны, сделали ефрейтором.
Это было справедливо. Ведь ефрейтор по сути тот же солдат, всего лишь освобожденный от некоторых нарядов. А Юрген еще в первые месяцы своей военной службы выбрал вне очереди всю положенную порцию нарядов. Да во всей России, наверно, нет столько нужников, сколько он отдраил в немецкой армии! Теперь он сам раздает наряды вне очереди. Все по справедливости. То есть, раздает по справедливости, за дело. Провинился – получи наряд вне очереди. Нужники в его отделении всегда в идеальном порядке. Это любая инспекция признает. Почему-то все проверяющие полковники-генералы первым делом в нужники суются, как будто только от этого зависит боеспособность воинской части. Ну да им виднее!
А еще Юрген по графику отвечает за развод часовых, вот как сегодня. Он посмотрел на часы, чуть поводя их в неверном свете луны. Три часа. Еще час до развода. Он повернулся и пошел к караулке. Бодро пошел. Воспоминания, пусть и не совсем радостные, вытеснили из головы навязчивую песню. А может быть, ее выдул свежий ночной воздух.
«Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа…»
О, нет! Юрген зашел в караулку, тяжело опустился на стул. Солдаты уже не спали. Они весело смеялись, слушая байки Хюбшмана. Руди Хюбшман по прозвищу Красавчик на гражданке был угонщиком автомобилей и все его байки так или иначе были связаны с автомобилями. В загашнике у него было бесчисленное множество историй и рассказывать их он был готов часами. На фронте ему нечасто доводилось посидеть за рулем и воспоминания о роскошных автомобилях помогали ему скрасить серые армейские будни. Впрочем, он и так никогда не унывал, Руди Хюбшман, он был лучшим товарищем Юргена, с ним было легко и на него всегда и во всем можно было положиться.
– Кто-нибудь помнит, какое сегодня число? – спросил Юрген, когда Красавчик завершил очередную байку.
– Двадцать второе июня, – ответил Йозеф Граматке, немолодой новобранец, – одна тысяча девятьсот сорок четвертого года, если господин ефрейтор не помнит.
Нехорошо ответил, с язвинкой. И чего, спрашивается, нарывается? Он ведь и в штрафбат попал за свой длинный язык. Мог бы уж научиться придерживать его, тем более что считает себя дюже умным и бравирует перед ними своим университетским образованием. А ведь в сущности никто, вошь на гребешке, учителишка. Косил от армии, прикрываясь своей язвой, которая обострялась каждый раз в аккурат перед призывной комиссией. Со страху, наверно.
Но