Я уже три-жды пожалел, что вручил ему капитанскую трость35. Но я не какой-нибудь грязный галионист36, и сумею навести порядок. Или вы думаете, любезный де Маркос, я уже… стою у порога Вечности и труд мой завершен? Нет, и еще раз нет. Да, Калифорния велика… А мы уже близимся к тому возрасту, amigo, когда сможем управляться только с платком… Кто сбережет этот край – ты это хочешь сказать мне? Не отводи глаза и не перечь, я вижу, сие так… Но знай, покуда я жив – рука моя тверда, как и воля. И я еще лично смогу, невзирая ни на какой местный «конклбв»37, поставить непослушным на лбу клеймо «эсклбво»38. Да, наш край беспокойный, точно клокочущий на костре котел с водой! Впереди тяжелые испытания… Но когда придет время убивать врага или судить дезертиров, кто-то должен будет сказать, кого и как убивать. И имя его —Закон. Здесь, Ласаро, у меня свой закон – совесть. Она ни разу еще не подводила меня.
«Что ж, у собаки тоже есть свое чутье, но звериное»,—подумал хозяин, но благоразумно промолчал, подливая губернатору вина из кувшина.
– Я предлагаю тост, мой друг,– рука дона Хуана тепло опустилась на плечо сеньора де Маркоса,– за победу! Si vis pacem, para bellum!39 Смерть русским! – кубок коснулся губ Эль Санто, но неожиданно замер.– Ты не выпьешь даже за это?
– Мне не нравится тост, ваше сиятельство. Да, я старый солдат, но не убийца. И потому не смею торжествовать вместе с вами.
– Хм, похвально,– де Аргуэлло сделал глоток,– но не умно.
– Но эта война абсурдна, ваше превосходительство,—Ласаро по-военному обратился к Хуану.– Разве вы не знаете реальное соотношение сил? Русские быстрее доставят подмогу в форт Росс, прежде чем из Мехико…
– Довольно! Не забывайтесь, майор. Война не может быть абсурдной. Абсурдно ваше заявление…
– Нет, друг мой,– де Маркос взволнованно, но решительно посмотрел в глаза сосебедника.– Данная война —это высшей степени глупость. Разве сами русские жаждут ее? Уверен, нет! Я отказываюсь принимать участие в этой бойне.
– Вы не можете отказываться, майор. Честь омывается только кровью, иначе вы не испанец, не дворянин, а более – не друг мне! Солнце уже давно взошло, а позор над Новой Испанией еще не рассеян.
– Подождите, подождите, ваше сиятельство! – лицо де Маркоса сделалось бледным, руки вцепились в резной край стола.– Я думаю…
– Мысли не есть доказательства, Ласаро. А то, что касается ума, то знай: тот, кто не умеет действовать, тот не умеет и думать. Кстати, как ни прискорбно, думающий всегда получает меньше делающего, а делающий – меньше пользующегося. Так что советую вам, уважаемый, пользоваться моим расположением к вам и помнить о светлых днях нашей прежней дружбы. Мы не из тех ловкачей, кто для других создает правила, а для себя исключения. Это не наша политика, майор.
– Быть может,– Ласаро, плюнув на советы лекарей, налил себе полный кубок вина, выпил его чуть не до дна и задумчиво молвил:
– Ты знаешь, как я ценю и уважаю тебя, Хуан, наша молодость прошла бок о бок, но…
– Что «но»? – глаза Эль Санто горячо блеснули.
– В свое время