въ угловой комнатѣ, куда бѣжали средніе братья отъ Симеоновой воркотни, было тихо. Модестъ, лежа на тахтѣ, опершись подбородкомъ на ладони, читалъ "Maison Philibert" Жана Лорена. Иванъ раскладывалъ на карточномъ столикѣ какой-то сложный пасьянсъ: онъ зналъ ихъ множество, былъ мастеръ этого дѣла и гордился тѣмъ, что самъ изобрѣлъ къ нѣкоторымъ какіе-то сложные варіанты. Когда въ угловую вошелъ, быстрою, твердою, легкою походкою стройнаго оленя, самый младшій изъ братьевъ Сарай-Бермятовыхъ – Викторъ, Иванъ съ дружескою улыбкою закивалъ ему изъ-за пасьянса своего. Онъ уважалъ этого строгаго, не улыбающагося юношу, въ черной рабочей блузѣ, точно рясѣ аскетической, и немножко побаивался, такъ какъ чувствовалъ, что, обратно, Викторъ то нисколько его не уважаетъ, a ужъ къ любимцу его, Модесту – пожалуй, питаетъ чувство и поострѣе неуваженія.
Сегодня они еще не видались.
– Не знаете, граждане: братъ Симеонъ y себя? – спросилъ Викторъ, проходя мимо со спѣшнымъ и озабоченнымъ видомъ.
– A здороваться – упразднено? – насмѣшливо спросилъ съ тахты Модестъ, не отрывая глазъ отъ книги. Викторъ остановился.
– Здравствуйте и прощайте. Ѣду.
Модестъ отложилъ книгу на столикъ, нисколько не стѣсняясь тѣмъ, что смѣшалъ Ивановъ пасьянсъ, перевернулся навзничь, закинулъ руки подъ голову, a ноги поднялъ къ потолку и запѣлъ, нарочно гнуся въ носъ:
Мальбругъ въ походъ поѣхалъ.
Ахъ, будетъ-ли назадъ?
– Надолго исчезаешь?
– По возвращеніи увидимся, – холодно отвѣтилъ Викторъ.
– Весьма удовлетворительно. Далеко ѣдешь?
– Брату Матвѣю адресъ мой будетъ извѣстенъ.
– Въ высшей степени опредѣленно. Merci.
– Не за что.
– Это, вотъ, и называется y васъ конспираціей?
Викторъ поглядѣлъ на него.
– Нѣтъ, не это, – сказалъ онъ, послѣ минуты молчанія, когда Модестъ опустилъ глаза и, чтобы скрыть смущеніе, опять заболталъ ногами и завопилъ во все горло:
– Мальбругъ въ походъ поѣхалъ. Ахъ, будетъ-ли назадъ?
– Буду, сокровище, буду, – невольно усмѣхнулся Викторъ.
Модестъ, словно польщенный, что вызвалъ улыбку на лицѣ суроваго брата, опустилъ ноги, пересталъ орать и заговорилъ проникновеннымъ тономъ обычнаго ему глубокомысленнаго шутовства, въ которомъ всегда было трудно разобраться, гдѣ шутка разграничена съ серьезомъ.
– Люблю я внезапные отъѣзды твои. Пріятно видѣть человѣка, y котораго на лицѣ написано сознаніе, что, перемѣщаясь изъ города въ городъ, онъ творитъ какіе-то необыкновенно серьезные результаты.
Викторъ пожалъ плечами.
– Если дѣло ждетъ въ Москвѣ или Петербургѣ, полагаю, что напрасно сидѣть въ Одессѣ или Кіевъ.
– Ерунда! – сказалъ Модестъ.
– Что ерунда? – удивился Викторъ.
– Москва, Кіевъ, Одесса. Всѣ города равны, какъ царство великаго звѣря.
– И всѣ – ерунда? – усмѣхнулся Викторъ.
A Модестъ закрылъ глаза и декламировалъ, будто пѣлъ:
– Города – бредъ. Ихъ нѣтъ. Вы только воображаете ихъ