и дружески любилъ Пушкинъ, ея создатель, и предъ которыми благоговѣйно преклоняется память всѣхъ, звающихъ страдальческую исторію русской борьбы за свободу. Прекрасныя ровесницы Татьяны остались въ лѣтописяхъ нашей культуры съ полнымъ глубокаго смысла историческимъ прозвищемъ «Русскихъ женщинъ». Подъ этимъ заслуженнымъ именемъ, пропѣлъ имъ, сорокъ лѣтъ спустя, восторженные гимны другой великій поэтъ, предсказанный Пушкинымъ, какъ необходимость грядущаго гражданскаго вѣка. Стихъ Некрасова обратился съ сыновнею любовью къ тому поколѣнію, которое Пушкинъ воспѣвалъ, какъ ровесникъ, другъ, братъ, любовникъ, и сложилъ могучія эпопеи о Трубецкой и Волконской. Жены декабристовъ! Незабвенны имена этихъ доблестныхъ Татьянъ въ гражданскомъ дѣйствіи, схоронившяхъ, однѣ – свою молодость, другія – всю жизнь, рядомъ съ каторжными мужьями за ледянымъ Алтаемъ, въ Читѣ и Нерчинскѣ, до сихъ поръ гордыхъ тѣмъ, что они были нѣкогда освящены присутствіемъ «ссыльныхъ княгинь»! Фонвизинъ, Давыдова, Муравьевы, Нарышкина, Розенъ, Юшневская, Ентальцева, Поль, три сестры Бестужевыхъ, мать и сестра Торсона – вотъ менѣе извѣстныя подруги по несчастію громко прославленныхъ Екатерины Трубецкой и Маріи Волконской. Пушкинъ, въ знаменитыхъ своихъ стихахъ къ Чаадаеву, мечталъ о времени, когда воспрянувшая отъ сна Россія
На обломкахъ самовластья
Напишетъ наши имена!
Въ 1905 году мы имѣемъ право твердо вѣрить, что время это близко, оно наступаетъ, оно наступило… И, конечно, въ будущемъ русскомъ Пантеонѣ, выстроенномъ изъ «обломкомъ самовластья», огненными письменами засіяютъ на стѣнахъ, рядомъ съ строгими мужскими чертами декабристовъ, святые, нѣжные лики ихъ вѣрныхъ подругъ.
Неоднократно дѣлались попытки – не развѣнчать «Русскихъ женщинъ»: это-то невозможно! – но ослабить политическое значеніе ихъ подвига, отрицать возможность въ нихъ гражданскаго самосознанія и, слѣдовательно, пониманія той общественной службы, которую онѣ сослужили. Дѣло сводилось къ семейнымъ привязанностяыъ и добродѣтелямъ, къ порыву молодой влюбленности, – словомъ, къ преданіямъ XVIII вѣка о Натальѣ Шереметевой и Иванѣ Долгорукомъ или къ роману «Капитанской Дочки». Но теперь, послѣ опубликованія въ 1904 году подлиныыхъ записокъ М. Н. Волконской, всѣ подобеня сомнѣнія должны умолкнуть. Я самъ еще недавно, въ одной своей статьѣ о декабристахъ[3], заподозрилъ было аффектацію 60-хъ годовъ въ знаменитыхъ некрасовскихъ стихахъ о Волконской, будто она, въ каторжномъ рудникѣ, -
Прежде чѣмъ мужа обнять,
Къ оковамъ его приложилась.
«Записки M. Н. Волконской», однако, подверждаютъ эту романтическую подробность свиданія, и я, читая ихъ, испыталъ восторгъ Ѳомы – рѣдкій восторгъ быть пристыженнымъ въ своемъ недовѣріи по разсудку къ тому, чему слѣдовало вѣрить сердцемъ. Нѣтъ, жены декабристовъ ушли въ Сибирь не только за мужьями своими, онѣ ушли и за дѣломъ мужей! Онѣ не только честныя, любящія,