осударственного авто.
Черный ГАЗ-М1 медленно катил по деревне. Натерпевшееся за ночь днище царапали комья твердокаменной грязи. Из-под колес тернового венца советского автомобилестроения шарахались рябые куры. Лаяли и подвывали прозорливые псы: беда, урча мотором, ползла по Рудинке.
Улочки опустели. Дворы и огороды опустели, точно мор прошелся по деревне. На «эмку» глядели сквозь щели в ставнях и щербатых дверях. Глядели и крестились. Крепко прижимали к себе бестолковых шалопаев, что рвались рассмотреть вблизи диковинку – массивное черное авто; голопузым-то было невдомек, что означает прибытие воронка. В то же время перекошенные рты их родителей шептали одно и то же: «Господи, пронеси!»
А недавно в избе-читальне их уверяли, что бога нет!
– Тормози! Вот у той калитки! Ага, здесь!
Краснов выбрался из прокуренного салона. Осмотрелся.
Хозяин уж готов принимать гостей. (Они бы еще к обеду приехали!) Стоит на крыльце высокий старик, большие крестьянские руки на груди сложил. Оделся, умылся, даже, кажется, причесался. Хотя причесывать ему особенно нечего – так, приладил серые клочки вдоль шишковатой лысины. А лицо! Что за лицо! Краснов невольно залюбовался. Теперь понятно, почему ему удавалось скрывать происхождение столь долго – с эдаким-то рылом!
Из воронка вылез Середа. Крякнул, распрямляя затекшую спину. Окинул ухватистым взглядом бывшего пулеметчика соседние дома и, не обнаружив замаскированных огневых точек, тут же закурил дымную папиросу.
Последним из «эмки» вышел Джавад-заде. Всю ночь он продрых, бессовестно пристроив кучерявую голову на плече Середы, и теперь тщетно пытался справиться с зевотой. На человека, из-за которого они полночи тряслись по проселкам, Джавад-заде глядел с откровенной скукой. В машине остался только водитель: Шурик развернул вчерашнюю «Правду», надел кругленькие очки и погрузился в скупую эстетику отчетов по пятилетке.
Краснов откинул легкую калитку. Двинул уверенным шагом через заросший лопухами да спорышом двор. Из-за угла дома наперерез старшему следователю кинулась дворняга – хвост бубликом. Защелкала зубами, а затем заверещала и метнулась под крыльцо, едва не заработав под брюхо крепким сапогом.
– Говорите громче, я слышу худо! – предупредил хозяин сварливым голосом.
– Подзаборный? Павел Павлович? – Старший следователь уже поднимался по ступеням.
– Так точно, – ответил хозяин. – Пал Палыч.
– Середа! – бросил, не оборачиваясь, Краснов. – Дуй за соседями! – Он шагнул вперед, тесня Подзаборного в сени. – В доме кто-то еще есть?
– Никак нет! – Подзаборный послушно пятился. Краснов заметил, что пальцы на левой руке старика неестественно коротки – шашкой, что ли, подровняли? – Я сам живу.
– Джавад!
Но Джавад-заде уже просочился между ними, растворился в коричневой тени за спиной хозяина. Он знал свое дело. Сразу же послышался звон посуды и бряцанье падающих на пол вещей.
– Что же это вы… – опешил Подзаборный. – Сразу крушить. Вы б сказали, чего ищите, я бы, может… может, говорю…
– Молчи! – коротко бросил Краснов. Он еще не успел определиться, как вести себя с этим человеком. Товарищ Блад приказал доставить Подзаборного П. П. в Управление целым и невредимым. Гражданин Подзаборный П. П. не очень-то походил на тех, кого Краснову доводилось брать в оборот по пятьдесят восьмой статье. Первая мысль, которая пришла в голову старшему следователю, казалась невероятной. Неужели перед ним настоящий шпион, враг советского народа, вредитель и сволочь? Ведь не ради красного словца товарищ Блад предупреждал громким шепотом – делом этим заинтересовались в самой Москве.
Не так прост старик, как просто и постно его рыло свинопаса. Вроде смирный и даже напуганный, но нос держи по ветру! В УНКВД после убийства товарища Кирова чистки идут такие, что мама – не горюй! Что-то реформируют, а затем – перереформируют, начальство меняется с пугающей быстротой: из кабинета с кожаным креслом – на этап и в Заполярье. Дашь маху, и сам по пятьдесят восьмой отправишься мерзлоту ковырять или вовсе подопрешь стенку. Хотя у них в Западной области даже к стенке не ставят. У них для этого есть Катынский лес, а в нем – урочище Козьи Гόры, где каждый день звучат выстрелы и каркают вороны.
И когда в Управлении полетели головы, выяснилось, что тихий и плохо говорящий по-русски майор Оганесян который год сбывает липовые паспорта. Его стараниями по Союзу разбрелось почти два десятка таких «граждан Подзаборных». Где, спрашивается, теперь их искать?.. К счастью, один из них далеко не уехал. Или дело у него какое-то было под Смоленском, или попросту уверился в безнаказанности и начхал на компетентные органы. А тут еще по городам и весям прополз слушок, что кому-то встретился «молодой» помещик, чье имение в Рудинке сначала сожгли, а потом отремонтировали и передали колхозу под овощной склад.
Подзаборный опустился на скамью.
– А можно папироску? – попросил он следователя.
Краснов поджал губы и нехотя протянул ему почти пустую пачку.
– Веришь,