Ð¡ÐºÐ°Ð·Ð°Ð½Ð¸Ñ Ð´Ð°Ð»ÑŒÐ½Ð¸Ñ… земель. ЧудеÑа повÑюду, Ñтоит в них поверить
Сердце мое сжалось от дурного предчувствия.
В нерешительности я переминался с ноги на ногу, поглядывая то на закрытые двери пекарни, такой уютной и приветливой раньше, то на старика, пускавшего кольца дыма.
– День добрый, – поговорил старик.
Я поспешил ответить.
– Если вы пришли за своими деньгами, возьмите их сами – вон в той жестянке, – он указал трубкой на жестяную коробку, стоявшую на подоконнике. – И в качестве компенсации могу предложить вам чашку кофе, вы видимо, с дороги. И печенье. Оно не зачерствело, так как было испечено раньше.
Попросив разрешения, я присел на стул:
– Денег вы мне не должны. А от кофе не откажусь и заплачу и за него, и за печенье. Очень надеялся позавтракать вкуснейшими булочками от Флорет.
– Кофе налей себе сам, сынок, я с трудом хожу. Чайник должен быть еще горячим. Печенье на столе в такой же коробке, – старик снова кивнул на жестянку с монетами. – Ну, иди, – он махнул рукой в сторону двери, как бы пресекая мой вопрос.
В пекарне было тихо и никакого намёка на запах свежего хлеба. На полках, где обычно покупателей ждала фирменная выпечка от Флорет, лежало несколько булок хлеба. Я не удержался и взял одну в руки. Она была как камень. Потрогал другую – та же история.
Налив две кружки кофе и прихватив коробку с печеньем, я вернулся на веранду к старику. Тот кивнул, когда я поставил перед ним дымящийся напиток.
– Что случилось с вашим хлебом и с… Флорет? – осторожно спросил я. – Лучшего хлеба я не пробовал никогда и нигде!
Старик выпустил кольцо дыма:
– Она потеряла себя и разучилась любить.
– Где она сейчас?
– Ушла возвращать себе себя. Я посоветовал ей идти собирать осколки своего сердца и вновь учиться любить – у реки, у земли, у неба.
И видя, что я не понимаю его метафор, старик пояснил:
– Раз ты пробовал её хлеб, то знаешь, что он никогда не черствел. Посмотри вокруг – все цветы завяли. А хлеб, который, раньше оставался свежим не день и два, а при необходимости и месяцы, теперь черствеет чуть ли не сразу, как его вынут из печи, – старик выпустил несколько дымных колечек. – Банальная история, сынок. Она влюбилась и отдала всю себя до последней капли. А когда он ушел, бросив её с разбитым сердцем, в ней не осталось любви – не то, что к миру, но и к себе.
– Бедная Флорет, – пробормотал я.
Старик же издал смешок, чем весьма удивил меня.
– Ага, а парень – негодяй. – Он покачал головой. – Вовсе нет, сынок. В жизни случается много всего, от чего сердце может превратиться в безводную пустыню. Я потерял любимую жену, мне хотелось умереть вместе с ней, но маленькая Флорет осталась бы одна. Я не закрыл своё сердце и когда стал инвалидом, хотя все предпосылки озлобиться у меня были, уж поверьте, молодой человек. Я не делю мир на чёрное и белое, чему и пытался обучить свою дочь, передавая пекарские секреты, показывая, что и муку можно смешивать и получать