Птичий чародей. Евгения Мулева

Вирка скрылась из виду, сколько бы не взглядывалась, не задирала голову – один туман да кружево чернильных крон. Видно, наша легкокрылая проводница улетела к себе на болота.

      Церковь близилась, то росла, то снова пряталась за спиной крутых холмов.

      – Кто-то умер.

      Гладкие каменные спины скорбно молчали, они помнили и знали нечто старое, что-то страшное. Кто-то умер. Пахло сыростью, пахло плесенью. Пахло городом.

      – С той стороны.

      – С той, – я послушно кивнула. Он тоже слышал, тоже знал. – Кто-то водил сюда смерть, но не пустили. Сдержали. Тонкое место, – это чувствовалось сильнее всего. Это край, здесь кромка рвётся. – Ты знаешь, что там?

      – Город, – вот и его черёд кивать, – с большой рекой.

      – Высший?

      – Теперь едва ли. Его предали. Он больше не может держать границу.

      – Но Кальха держала.

      – Кальха засыпала, больной герцог, пьяные слуги, ещё месяц и ей бы пришёл конец, – Аурр отвернулся. Камни молчали, всё также молчали. – Тот город предали, – в его голосе звучала не злость, но обида. Тоска. – Он умер сам в себе и ныне воскресает.

      – Ты был там? – Светлые боги, конечно, был и видел. Сколько городов унесли наши армии? Сколько судеб? Который покоится здесь?

      – Карильд.

      – Карильд? – я повторила, непонимающе. – Карильд. – Восточные дали. Другая вера, другие люди, и некогда другая страна. Первый город, предавший корону, первый с моей стороны. Карильд покинул царя на год раньше, чем я надела доспех. Они взбунтовались, подорвали поместье, погребли под завалом всю правящую знать, потопили столичных гвардейцев и исчезли. Мудрейший предпочел вычеркнуть мятежников с наших карт. Им обрубали продовольствие, ломали водопроводы. Многие восточные дороги до сих пор не восстановлены.