бураны и потому я закаленная.
– Я тоже из Казахстана. Алма-Аты. – безразлично произнес Булат.
На шею земляку Булату я бросаться не стала. Хотя, слюнявые сантименты насчет чувства Родины мне были очень даже присущи. Но это было давно, я стала сдержанной. Да, и Булат отмороженный. Солнечного Алма-Аты, отца яблок, как видно, он уже давно поменял на столицу русских морозов.
И вот, плыву я по Мясницкой. Улыбка до ушей! В глазах блеск! Красотка! Я хорошо выгляжу, похудела и похорошела. Мой муж никогда не говорил мне, что я красивая. Стеснялся, наверное!
Еще солнце! Еще тепло! Еще птички поют! И пусть я только гувернантка частного отеля. В белом передничке и в кружевном венчике на голове, – ну, это я сочиняю, конечно!
На мне желтая футболка, пропахшая химикатами. Я в шортах розового цвета. В таком виде я никогда бы не вышла на улицу в своем Киеве. Даже во двор, к клумбам, с собакой Тузиком.
А тут я шагаю по Москве! И я ощущаю счастье! В моих руках тяжелый пластиковый мешок, со сменным бельем. Несу его из хостела в отель. Мимо меня мелькают толпы москвичей, заморенных столичной экологией.
И вдруг, кто-то, сзади, сбивает меня с ног. От удара я теряю равновесие. Падаю на синий мешок с бельем. Скатываюсь на асфальт, больно ударяя коленку. Но и парень, который налетает на меня, не может удержаться на ногах. И тоже падает на мой мешок, и тоже скатывается на твердь асфальта, рядом со мной. Вскакивает. Хватается за карманы. Приседает. Что-то быстро начинает собирать с асфальта. Оглядывается на меня, еще лежащую у мешка.
– О! Пардон, пардон, красотка! – извиняется он, по – джентельменски. И, протянув мне руку, подымает меня. И…,секунду помедлив, что-то вкладывает мне в ладонь.
Тут раздается гул полицейской сирены. Парень виновато улыбается мне, вскидывает руку в прощальном жесте. И срывается с места.
Я матюкаюсь. Подымаюсь на ноги. Разжимаю ладонь. И вижу… красный рубин-кабошон, тот самый, из салона «Бриллианты Якутии»…
И засобиралась я в театр Ленком. На «Юнона и Авось». Я выудила из красного чемодана малиновую блузочку с розой и нарисовалась у кассы театра. В кассе была очередь из хорошо одетой публики. Импозантные мужчины, красивые дамы… И я вдруг поняла, что моя парижская блузочка устарела, настоящий артефакт на фоне изысканных нарядов в очереди. Я стушевалась, съежилась, мне казалось, что очередь посматривает на меня со снисходительной улыбкой. А тут еще цены за билеты – космические для горничной.
Кассирша спрашивает, какой я хочу билет. И я вовсе теряюсь. И невпопад, и очень тихо, чтобы в очереди никто не услышал, шепчу ей.
– А почем билеты? Самые недорогие.
Кассирша, видать, уставшая от работы с людьми, презрительно называет огромную цену. Громко и не церемонясь. Я в оцепенении. Очередь дышит в затылок.
– А вы хотели билет за рубль? – так же громко иронизирует кассирша.
И мне кажется, что мой затылок пылает малиновым огнем, под