шорох замершего сада.
День спотыкается о вечер
и падает в объятья ночи.
Язык прозреньями увеча,
Кассандра пьяная пророчит.
А до утра ещё полвека,
а, может, век, а, может, вечность.
И медленно сползает с века
слезой нечаянной сердечность.
Гуляют желваки по скулам,
улыбка дыбится оскалом.
Бессильным стариком сутулым
бог робко жмётся по вокзалам,
тревожно вглядываясь в лица,
надеется увидеть сына.
А дух, как бабочка-ночница
в руке слюнявого кретина.
Под хрусткой белизной рубахи
душа ещё чего-то чает.
И три слона на черепахе
в раздумьи хоботом качают.
«Если о чём-то и думать, то о тебе …»
Если о чём-то и думать, то о тебе —
жизни, любви, речи молчанья за чаем,
танце теней на стене, мерцающей в небе судьбе,
где и нечаянный вздох так не случаен.
Если о чём-то и петь, то не о войне и стране,
а о солнечном зайчике, пляшущем на пороге,
горло щекочущем дне в наполненной тишине,
где за плечами дышат наши смешные боги.
Если чего и хотеть, то не заново жизнь прожить,
не обрести бессмертье и маяться в нём одному
Вечным Жидом, а просто дышать и жить
в нашем над пропастью вечности шатком дому.
Если чему-то быть, то пусть это будет что есть —
отмеренность времени, где и секунда век,
стол под крышей, где можно вдвоём присесть
и слушать как за окошком дышат звёзды и снег.
1948
Кто видел ангелов – тот светится и сам…
Виктор Кривулин
На дне двора-колодца драный кот
и музыкант с побитою гармошкой.
Мальчишка, позабыв про свой компот,
трёт муть стекла то носом, то ладошкой.
Сипит гармонь и музыкант хрипит
слова простые песенки нехитрой —
на жалость бьёт и двор слезой кропит,
и грезит, как спасением, поллитрой.
Ему из окон дарят пятаки,
завёрнутые в мятые бумажки.
Послевоенные голодные деньки
у времени под палкою в упряжке,
холодный ветер с четырёх сторон,
свинцовых туч грохочущие глыбы,
затворов лязг, этапный перегон,
заботы властной стонущие дыбы,
и стынут по оврагам образа,
пустые к небу обратив глазницы.
Но счастлив шкет и светятся глаза,
и песенка несёт его, как птицу,
уносит из колодца к небесам,
в голубизну из серости суконной.
Кто видел ангела – тот светится и сам.
И шкет в окне – прозрачною иконой.
«Самолётная линия наискосок…»
Самолётная линия наискосок
надорвала небес голубую страницу.
Позабытое детство стучится в висок,
как