которая непременно случится. Что ж, еще есть протестанты, которые отличаются разнообразием подходов… К ним можно пойти.
В церковь надо приходить по любви. И дело тут вовсе не в романтике – чистый практицизм. Без изначальной страсти и влюбленности потом не выдержишь того, что на тебя обвалится. Особенно в России. Действительно, очень трудно поверить, что эта бюрократическая равнодушная машина, которая тебя прессует, и есть Церковь Христа. Но любовь… Любовь многое может преодолеть… Кроме того, у любви плохое зрение и врожденная тугоухость, как известно.
Итак, я пришла по любви. И долго не решалась в ней признаться. Впервые острый приступ я почувствовала на Мальте. Экскурсовод вещал, что у католиков такие ужасы, как отсутствие развода, поэтому мальтийская молодежь предпочитает вовсе не жениться. А я присела на лавочку и посмотрела на обшитую бархатом скамеечку для коленей. Мне показалось таким естественным опуститься на эту скамеечку. Перекреститься слева направо… Я подумала: «Мои польские и чешские предки знали, что надо делать, как стоять и как молиться». Потом я увидела мессу в Вильнюсе и затосковала, как гадкий утенок: «Они не примут, не примут меня к себе, эти большие белые птицы». Начитавшись советских газет, я уверилась, что русских в католичество вообще не принимают, а жизни вне католицизма мне уже не было.
Почти все католики, которые пришли и остались в Церкви спустя несколько лет, могут сказать о себе то же самое – жгучее чувство призыва, манящей тяги, которой ты не можешь не подчиниться.
Я была влюблена в Католическую Церковь, когда открывала тяжелую дверь храма Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии на Малой Грузинской и шла объясняться в любви первая, как Татьяна Ларина. И для меня потекли самые романтические месяцы, когда мне дарили лишь розы без шипов и только перед крещением сказали:
– Ваша жизнь изменится полностью и не факт, что в лучшую сторону. Подумайте еще раз.
Я не поверила ни в худшее, ни тем более в «полностью». Я вообще не собиралась ничего менять, я собиралась исключительно кайфовать, всех любить и со всеми тусоваться. И меньше всего я думала о Боге, ибо Он в отличие от католических храмов и католиков казался мне сущей абстракцией и небольшим бонусом к тому счастью, что я теперь могу говорить: «Я тоже большая белая птица!» К моменту начала своего воцерковления я познакомилась с двумя сестрами, своей крестной и в Интернете меня нашла группа профессиональных католиков. Впрочем, я не знала еще, что католики, как и православные, тоже бывают «на всю голову». И часто.
Как я стал монахом и священником
Эдуард
Одна ветвь моей семьи православная, другая старообрядческая. И в разных формах в моей семье всегда присутствовало исповедание веры. Я мог задавать вопросы о Боге, об иконах в доме и получать на них ответы. И Бог у меня никогда не ассоциировался с кем-то далеким, суровым и даже страшным. Только с кем-то всегда новым, которого нельзя заключить ни в какие рамки и стереотипы и с которым нужно быть всегда готовым ко всему.
Годам к одиннадцати я понял, что хочу заниматься историей, но чем больше я погружался в эту науку, тем больше у меня возникало