обыщи! – цыганка распахнула дорогое кожаное пальто. Жмырев скинул козырёк, вытер рукавом замученное лицо.
– Денежки на стол.
– Что я – рожаю их? – смуглощёкая, тряхнув серьгами, обиженно застёгивалась.
– Не чирикать! – цыкнул на неё Жмырев. – Отопри клеточку, – сказал он Цымбалову. – Пусть посидит в приятном обществе.
Бродяга был польщён. Просунул лапы и, сластолюбиво ухмыляясь щетинистой мордой, воззвал:
– Эх, обниму, к сердцу прижму! – По чумазой шее ползло насекомое.
Бедная девушка, побледнев, попятилась, из её карманов посыпались толстые пачки денег. Дверь распахнулась от удара сапога. Вступили усачи с автоматами:
– Где убийца?
Цымбалов ткнул в клетку:
– Вот он, красавчик.
Усачи взглянули – усы перекосило.
– Этот? – вопрос прозвучал нетвёрдо.
– Он самый. Даром отдаём. Вам бы, хлопцы, противогазы.
Усачи увели бродягу, подталкивая дулами. Цымбалов вытянул в кресле квадратные сапоги.
– У меня сегодня день рождения, – объявил он.
– Чего ж ты молчал, урод? – Жмырев достал табличку «Обеденный перерыв» и повесил с наружной стороны двери. – Идём, – сказал он Цымбалову. – Мы тут только время теряем.
– Тихо, как в гробу, – заметил Жмырев, озираясь в квартире. – Жену куда дел? Кокнул?
– В ванне сжёг, – признался чистосердечно Цымбалов.
– Зверь! – Жмырев рванул пакет, посыпались зелёные пупырчатые крокодилы. Один пополз, изгибаясь, через комнату и исчез под шкафом. – За твоё здоровье! – кричал Жмырев и лил водку.
Пили, как показалось, недолго. Цымбалов взглянул на окно – непроницаемый мрак. Перевёл взор на бутылку – пусто. Жмырев встал.
– Я скоро. Нога здесь, другая – там, – и пропал. У двери одиноко стояла нога сама по себе. Сапог сморщился, но не чихнул.
Цымбалова разбудил грохот, громкий голос Жмырева. Два усача-знакомца наставили автоматы. Между ними широко улыбался Жмырев. На заднем плане маячила полюбившаяся молодая цыганка.
– Скучно, – объяснил Жмырев. – Сначала мы так катались. Потом я вспомнил: у тебя день рождения. Чего жмуришься? Пить, плясать будем! Пир горой! Ребята, заходи! Будьте как дома.
Заорал страшным голосом магнитофон – певцу сдирали живьём кожу. Усачи мрачно чокались. Цыганочка хохотала, вихляя бёдрами. С улицы донёсся могучий гудок.
– Это Нахуйдоносор! – усач распахнул окно и крикнул: – Чего воешь?
– Я тоже хочу! – жалобно заныл Нахуйдоносор.
– Тебе нельзя, ты за рулём, – возразил усач-автоматчик. – Дежурь на рации.
Барабанная дробь сотрясла дверь, взревел звонок. Цымбалов пошёл открывать. Там стояла старуха-соседка в надетом наспех халате, с молотком.
– Долго будет продолжаться этот ад? – осведомилась она. – Милицию вызову!
– Милиция – мы! – отозвались усачи в расстёгнутых рубахах, таща за ремень автоматы. – Мы ж тебя бережём, ведьма!
Старуха