трагические последствия.
– Да почему непременно трагические?! – не выдержал я.
– Да потому! Такая, как у вас, любовь между представителями разных видов разумных – исключительная редкость, и ни разу, понимаешь ты, ни разу не заканчивалась хорошо. Всегда трагически.
Ну что ей ответить? Что и среди обычных людей трагедии происходят ежечасно, и огромное большинство людей умирают, так и не узнав, не увидев настоящего счастья. Трагический конец, говорите? Да ведь всему на свете приходит конец, рано или поздно. Но перед концом бывают ещё начало и середина, и у нас уже есть счастливое начало, и будет счастливое продолжение. Будет!
Доктор Маша смотрит внимательно, задумчиво.
– Ну что же, по крайней мере, мыслишь ты верно. Только ведь середина часто бывает очень короткой. Кажется, только что всё началось – и уже конец.
Я смотрел ей в глаза и не боялся. Нечего мне бояться, я не эсэсовец. Я хочу счастья для вашей дочери, для моей Ирочки. Я постараюсь изо всех сил, чтобы наше счастье длилось как можно дольше. Я не знаю, как это будет, но это будет. А для этого прежде всего нам надо быть вместе. А дальше покажет бой.
Она чуть улыбается, и в глазах появилось то непередаваемо-ласковое выражение, которое я видел сегодня утром у Ирочки. Нет, не совсем такое – мудрее и грустнее.
– Ладно. Собственно, точно такие же понятия изобразила мне сегодня утром Иолла – мы беседовали глубоко, и не одними словами. Но общий смысл тот же.
Она начала снимать с себя комбинезон (я уже догадался, что это хирургическое одеяние), расстёгивая многочисленные застёжки-липучки. Неудобно всё-таки с крыльями.
– И всё-таки я хотела бы прояснить. Женщина должна иметь детей, растить их, воспитывать – таков главный закон жизни везде, и у нас, и у вас тоже. И должно быть общее дело. Поверь, без этого счастья не бывает. Невозможно жить только тем, что смотреть в глаза друг другу, если нет ничего больше, рано или поздно смотреть станет нечего. Плюс физиология – тебе известно, что особи разного пола обычно кое-чем занимаются, кроме рассматривания глаз? Как ты себе всё это представляешь?
А вот это уже вопросы медицины, дорогая доктор Маша. Или биологии? Вы специалист, вам виднее.
Она вдруг коротко рассмеялась.
– Нет, я сплю. Так же не бывает! Как же это?
Я понимаю вас, дорогая доктор Маша. Очень хорошо понимаю. Только это случилось. Сумасшествие – болезнь заразная.
– Ну что же, как врач, я обязана пытаться помочь самым безнадёжным больным. Иди сюда, – она указала на низенькую кушетку, двумя стойками вросшую в пол. – Не надо раздеваться, это не витализатор. Обувь только сними.
Она приподняла бровь – совсем как Ирочка – и кушетка мгновенно трансформировалась в некое подобие зубоврачебного кресла.
– Глотай не жуя, – она протянула мне блестящий шарик. Я послушно проглотил – увесистый, точь-в-точь шарик от подшипника. Шарик ощутимо тяжело лёг в желудке.
– Теперь садись.
Я послушно сел. Доктор Маша села рядом, разминая руки, встряхивая пальцами.
–