вредно.
Насчет возраста, это она, конечно, шпильку пустила. Не может не сказать гадость матери. Никакого уважения.
В кухне Нелли разыскала сигареты и нервно закурила. Ей опять хотелось пить, но она вспомнила о встрече с продюсером и решила притормозить. Нет, все-таки отхлебнула глоточек, пока Полька не видит. Сил нет терпеть.
– Ну? – спросила Лина с кухонного порога. – Чего ты разоралась? Ты и без меня знаешь, что это такое. И с каких это пор ты по моим сумкам шаришь?
– Я не шарю, – бросила Нелли с надменностью графини, которую недавно играла в костюмном фильме. – Нечаянно зацепила, она и выпала.
– И что тебе неясно? – столь же насмешливо продолжала Лина.
– Да ты с ума сошла! – завизжала мать, забыв про графиню. – Живо на аборт! Мало тебе одного байстрюка?
Лина больше не слушала, глядя на мать с отвращением, доходящим до тошноты. И почему ее считают красавицей? Ну высокая, ну ноги длинные… И больше ничего.
Нелли в последнее время сильно сдала позиции. Ее стало разносить. Она сидела на «освенцимских», как говорила Лина, диетах, качалась на тренажерах, чуть где целлюлит, бежала на липосакцию. При этом вид у нее был, решила Лина, как у полуобглоданной курицы. Появляться в бикини больше нельзя: липосакция вырыла борозды на животе и на бедрах. Их разминали, разглаживали, массировали, полировали, но это не больно-то помогало.
Сзади на шее появилась выраженная холка. Один врач сказал, что это климактерический горб, и Нелли разоралась, устроила истерику, требовала, чтобы его уволили. Больше в ту клинику не пошла, сказала, что ноги ее там не будет. Но холка от этого нисколько не уменьшилась.
Однако еще страшнее, казалось Лине, выглядело лицо. Это убитое ботоксом лицо оставалось неподвижным даже в минуты сильного волнения. Как воском залито. Никакой мимики. И это актриса?! Лина считала, что из всего мирового репертуара ее матери больше всего подходит роль Франкенштейна. Можно утверждать без проб и без грима.
– Я не дам разводить тут детсад! Это мой дом!
– Корсакова не тревожит по ночам?
Выпад подействовал: Нелли замолкла, злобно уставившись на дочь.
Их квартира когда-то принадлежала знаменитой оперной певице Корсаковой. Чего только о ней не рассказывали, кого только не записывали ей в любовники! И Сталина, и Берию, и каких-то маршалов… Впрочем, Берия тоже был маршалом. Ну так еще парочку до кучи.
Корсакова дожила до весьма преклонного возраста, похоронила всех своих домработниц и приживалок. А когда она – дряхлая и беспомощная – осталась совсем одна, к ней, рассказывали недоброжелатели, и втерлась в доверие молодая да ранняя Нелли Полонская. Клялась, что будет ухаживать, как за родной матерью. С мужем фиктивно развелась и сумела-таки прописаться в квартире Корсаковой.
В результате выжившая из ума и полуослепшая старая певица подписала какую-то бумагу да и отправилась в Дом ветеранов сцены. Нелли задурила ей голову, сказала, что отправляет ее в санаторий на месяц, только забрать подопечную из «санатория» забыла. Там Корсакова вскоре