шастать не страшно?! – Виктор Ильич вздохнул:
– Нет, Дарофеева, посадить я тебя не могу. С точки зрения Уголовного Кодекса, преступления ты не совершала. Ты сама для себя преступник! Наркотик же это медленное самоубийство, пойми ты это!
– Так вы меня отпустите?
– Этого я пока не могу. Повезем вас на наркологическую экспертизу, а там врачи решат, что с вами делать.
– А домой можно позвонить?
– Мы сами позвоним.
За решеткой “аквариума” Свету сразу обступили.
– Не раскололась?
– Нет, – Девушка устало опустилась на деревянную скамейку.
– Нас сейчас повезут в семнашку, – Зашептал ей Вася, – Там ссать заставят. Постарайся вместо мочи, набрать воду из толчка. Дырок у тебя нет, должны отпустить. Ты прогуляйся под моими окнами, бери все, что найдешь. Заныкай. Нас-то наверняка лечиться оставят…
Но в 17-й клинике все случилось наоборот.
Свете не удалось под бдительным взглядом хмурой санитарки подменить содержимое баночки с мочой. Анализ подтвердил наличие наркотика и девушку повели длинными зелеными коридорами в наркологическое отделение. Проходя мимо одного из забранных мелкой решеткой окон, она увидела Василия и всех, кто приехал вместе с ней. Они спокойно шли по двору, завернули за угол и исчезли в золотистом осеннем утре.
Глава 4.
Сладко потянувшись, Игорь Сергеевич открыл глаза. От вчерашней хмари не осталось и следа. За окном, над влажными крышами домов, проплывали облачка, прозрачные в ярком свете утреннего солнца.
Утреннего?!
Взглянув на часы, Дарофеев ужаснулся: без четверти восемь. А в девять у него начинается прием в Центре! Чуть не проспал! Он провел взглядом по комнате.
За ночь ничего не изменилось. Все свидетельства прихода рэкетиров были на месте. Конечно, перед запуском программы самовосстановления он и не думал прибираться. Теперь, в свете утра, перебитая мебель и разбросанные по полу рваные бумаги вызывали ассоциации с еврейскими погромами, за тем лишь исключением, что громили, как видно, атеисты – православного…
Дарофееву на миг показалось, что он попал в какое-то незнакомое помещение, в котором давно никто не живет. Откуда в какой-то спешке срочно выехали все обитатели, бросив и разломав все, что могло бы приглянуться будущим хозяевам.
Игорь Сергеевич встал. Тело вновь стало легким и послушным, голова – свежей, словно бы и не было вчерашнего избиения. Дарофеев с привычной гордостью отметил это. Он настолько привык к тем мелким “чудесам”, которые были ему по силам, что давно уже не удивлялся им, а воспринимал как должное.
Сознание собственной исключительности глубоко пустило в нем корни. Дарофеев ревностно оберегал ото всех свои секреты, как незамысловатые, так и настоящие серьезные открытия. Он строго придерживался концепции, что эзотерические знания нельзя доверять широкой аудитории. Иначе, каждый, обладающий терпением, сможет приблизиться к нему, господину Дарофееву. Приблизиться, или даже стать лучше! А это означало конкуренцию, снижение доходов, конец всей дарофеевской