оваться, где и что, тряся зачем-то головой.
Неизвестным этого времени хватило.
Брызнуло от сильного удара боковое стекло на водительской двери, оно еще не успело рассыпаться мелкими осколками по салону, как в лицо прилетела влажная холодная струя, словно от дезодоранта. Резануло глаза, затем лютая стужа в какое-то мгновение пронеслась по всему телу, проморозила и приморозила к месту.
И все.
Дальше, будто деревянный, только грузи.
Собственно это и проделали мои неведомые… как их называть? Похитители? Бандиты? Муры? Кто это, мать его так?! На бронетранспортере никаких опознавательных знаков не разглядел, значит, не княжеская дружина. И не Постигающие – кельтского креста тоже не заметил. Друзья Третьяка? А может, Гранита?
Меня в мгновение выдернули из машины, схватили под руки и потащили куда-то. Я не мог пошевелиться, но зато все прекрасно чувствовал волочащимися по асфальту ногами. Каждую долбаную выбоину, камень, палку – все-все. И боль сейчас ощущалась острее – любой тычок обжигал, куда тому паяльнику. Хорошо, продолжалось это недолго.
Вновь рыкнул БТР.
Бросили меня на влажную траву, точнее, просто перестали поддерживать, а я упал лицом вперед. Перед закрытыми глазами все плыло. Голова кругом, вроде бы и соображать можешь, и все чувствуешь, но как тот еж в тумане. Только осталось проорать: лошадкааа! Мать их так, кто вы, лошади страшные?!
А потом резкая вспышка боли в ребрах, еще и еще!
– Это, сука, тебе за Шушу! – верещал тонкий женский голос.
Какой Шуша?! Какой, к херам, Шуша?!
Девка же заходилась в истеричном:
– Мразь, какая же ты мразь! Ничтожество… Урод! Ублюдок! Тварь!
…Расцветающие в туманном мареве искры завораживали. Желтые, зеленые, красные, оранжевые, переливающиеся, трехмерные, голографические, плавно летающие и дико мельтешащие, близкие и далекие, но манящие, мои, родные…
И звон в ушах. Тонкий-тонкий.
Вот за что не люблю, когда в ухо прилетает – всегда так.
…и всхлипы…
Не мои.
– Спокойно, Кнопка, он наш! – остановил расправу мужской баритон.
«Ваш»?! Мать вашу, я «ваш»? Как хорошо! Это просто прекрасно и превосходно, потому что боюсь даже представить себя на месте чужого!
Словно мой мысленный вопрос услышала баба, взвизгнула, как циркулярной пилой по нервам резанула или шаркнула напильником по зубам.:
– Да?!.. Наш?! Наш?! Этот урод? Это животное?!.. Надо было убить его еще тогда! Я говорила! Говорила?! Говорила?!
Снова плач. Сдавленная засопливленная ругань.
Да. Здесь меня любили. Мысли какие-то отвлеченные, приправленные злостью, но… И все-таки какой, к хренам, Шуша? Рейдер? И кто из них? Очень, очень много я уже всяких «шуш» зашушил, всех сразу и не вспомню.
Мои мысли перебил все тот же голос:
– Запомни, девочка, Улей пусть и не наш Господь, но пути его тоже нам неведомы! Это истина! И истина с большой буквы! У тех, кому не дано, тот долго Знаки не носит. Не задерживаются. Тяжелое это бремя. Ответственное. Потому он наш, пусть даже сам пока и не осознает в полной мере. И прекращай истерику. Шуша же… Соболезную твой утрате, но цель важнее и Шуши, и тебя, и меня, и даже всех нас вместе. Мы пыль, тлен, прах. Так было, есть и так будет.
Это ж надо так с головой рассориться! Проповедник?! Сектанты?!
И тут рывком кто-то меня перевернул лицом вверх, затем что-то укололо в шею. Секунда, а потом ноздри обожгло едким и густым нашатырным духом. Мир резко и разом вновь обрел краски, расцвел всеми оттенками вечера. И чувствительность вернулась, как выключателем щелкнули. Только привкус во рту железа остался.
Медленно сел на пятую точку, ожидая вспышек боли, и недоумевая, их не было от слова «совсем». Будто не я врезался головой в руль, потом не меня тащили, пинали по ребрам и голове. Смотрел я сейчас вполне ясным взором на дорогу, которая оказалась в каких-то десяти метрах, где с открытой передней дверью стоял мой джип. Накренился немного, бедняга. От него в нашу сторону шел невысокий крепыш, в руках сжимая мою трофейную разгрузку и автомат. Только я начал поворачивать голову влево, как кто-то позади наградил оплеухой:
– Ты башней-то не верти! И глаза в пол! В пол я сказал! Сиди ровно!..
– Дум-Дум, я разве не ясно выразился? Еще его пальцем тронете, я эти пальцы отрежу, – перебил того неведомый пока командир.
Сказал просто, буднично, без всякой угрозы в голосе. Озвучил последующие действия. Но что-то было в этом голосе такое – не возникало ни одного сомнения, что он так и сделает. Отрежет. И возможно, по локти.
– Встать можно? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь, решив ковать железо, пока горячо.
– Да, Люгер, можешь и встать. Только не нужно совершать необдуманных действий, – разрешил все тот же властный голос. – И за оружие не хватайся. Мы тебе зла не причиним. И от тебя его не ждем, поэтому и оставили. Мое слово тому порука. Постоим, поговорим, посмотрим,