вопросы то аналитически, то синтетически, восходя или нисходя, двигаясь от периферии к центру или от центра к периферии, действуя то умозрительно, то эмпирически, он добился, дошел, хотя различными путями до одного начала, назвав его и богом, и началом всех начал, и высшею интеллигенцией. Рассматривая свойство бога, силы предвечные, он стал приспособлять их к сотворенному, начал разрешать вопрос, каким образом все сотворилось. Отсюда ряд предположений о процессе творения, ряд космогоний. Всякому предмету есть назначение, всякому явлению есть цель – какая же цель творения?.. для чего сотворено все?
– Шекспир написал Отелло: ревнивая любовь, как ворон Прометея, клюет, терзает сердце человека; он написал Лира: любовь отца точит ум и сердце человека до безумия; он написал Макбета: жажда власти сжигает пятна крови на сердце человека – сердце человека было типом его фантазии, он не сходил с него, как пена с Терека в Дарьяле, – словом, Шекспир во всю жизнь лишь перетворял в образах поэтических одно и то же сердце человека, и в них, как в зеркале, любовалось его сердце, то положительно, то от противного. Такова идеальная цель созданий поэта.
– Микель-Анджело взлетел до идеи великого, божески высокого своим куполом св. Петра; тысяча жизней человеческих висит на капителях колонн, поддерживающих его исполинский свод. «Это… сделал… я…» – говорил он сам себе, – это земля, прах, наслаждающийся возможностию подняться к небу… Так и для того творит зодчий.
– Не думаешь ли ты, что какой-нибудь Моцарт, летая на крыльях мощного своего гения в мир звуков, прислушиваясь к ним, выбирал любые, похищал их и наконец проявлял в божественной гармонии для того, чтобы толпа сказала: «Как это хорошо, приятно для слуха!» Вздор! «Отделюсь от тела, полечу на лоно беспредельности, вкушу заранее бессмертие; мне мало этой земной жизни, хочу небесной; я частичка этого всемощного духа; – звуки мои, дети мои! несите меня туда…» Так мечтал, для того творил Моцарт своего Дон-Жуана, свой Requiem…
– А Рафаэль?
– Взял кисть и начертал —
И целый мир с немым благоговеньем
Пред образом пречистой девы пал!
«Мадонна мое создание, – говорил он, – падайте ниц перед торжеством искусства!»
Восторженный Энский вскочил; ему было все равно, слушают ли его или нет.
– Полубоги земли, – продолжал он, – восхищаясь вашими творениями, я пытался проникнуть в святилище неземных подвигов, в сокровенные рабочие палаты гения и мнил, что угадал цель ваших творений. Бог – это целое вашей половины, поведавший вам законы, приемы творения, не так ли же, не для того ли же и сам творил; отделив часть бытия своего, он проявил ее в материи, он затрубил ее в эфир, он очертил ее в сферы, он двинул силами и теперь, восседая на лоне своей предвечности, он живет, любуясь, наслаждаясь сознанием себя в сотворенном, сознанием родства сотворенного с ним. Он также вещает: «Это мое», но в то же время ощущает, что оно несходно с ним: «Я не таков… велик я, всемогущ, предвечен,