тем же концом и по тому же месту. Каким нюхом?
– В смысле ветром?
– Не-ет, именно нюхом! – Грязнов протянул ладонь и крепко встряхнул руку Турецкого. – Неужто сам догадался? Или Косте уже доложили? А с какой стати? – Грязнов сделал паузу. – Нет, вашему брату тут делать нечего. Значит, ты здесь свой собственный интерес имеешь? Давно?
– Что – давно?
– Прибыл, говорю.
– Утром прилетел.
Грязнов отвернулся, и этот его жест Саша расценил как обиду: мол, целый день в Москве – и не удосужился даже позвонить… Но Турецкий и не мыслил оправдываться, еще чего не хватало!
– А вас-то сюда что занесло?
– Нас? – Грязнов нарочито хмыкнул. – И не что, а кто. Так будет правильнее… Значит, спрашиваешь кто? А начальство. Ехайте, говорит, и под личную, стало быть, ответственность. Но вот что под эту самую ответственность, не сообщило. Вот теперь стоим и думаем, в какую сторону толковать. Не подскажешь?
– Подумать надо, – философски изрек Турецкий. – Я смотрю, даже эмчеэсовцев подняли. Как на пятую категорию.
– Ага, – словно обрадовался Грязнов. – Мне дежурный службы МЧС перезванивает и интересуется: не знаешь, кого это рванули? Неужто добрались? А я ему, поскольку знаю не больше, отвечаю: не, еще не добрались. Когда доберутся, думаю, предупредят.
– Смотрю, вы тут без меня совсем, понимаешь, распоясались!
– Есть маленько, – усмехнулся Слава. – Так какой, говоришь, интерес имеешь?
– Потом скажу, – многозначительно пообещал Турецкий. – Тебя, кстати, тоже касается.
– Ах, ну да, конечно, как же, как же…
К Грязнову подбежал оперативник Коля Саватеев. Нос его и надбровные дуги были черны от сажи.
– Можем пройти, Вячеслав Иванович, – доложил он. – Группа уже приступила.
– Господин старший лейтенант, сделайте милость, вытрите нос, – мягко сказал Турецкий.
Саватеев мельком глянул на него и хмыкнул:
– Здрасте вам, Сан Борисыч! – и локтем вытер лицо, размазав черноту по щекам.
– Иди умойся, – ухмыльнулся и Грязнов. – Ну что, господин «важняк»? Не желаете с нами, раз уж вы все равно тут?
«А на кой черт мне это надо?» – чуть было не заявил вслух Турецкий, но лишь махнул рукой: мол, теперь все едино…
Лестничные пролеты и площадки в этом доме, построенном задолго до войны и отличавшемся мрачной монументальностью и снаружи, и внутри, были просторными сверх меры. В те годы строили не скупясь, не экономя на служебной площади. Куда нам, нынешним-то! Турецкому – ни к селу ни к городу – вдруг вспомнился анекдот, который любили рассказывать лет эдак двадцать – двадцать пять назад, когда народ уже обжился в «хрущобах», эйфория прошла и все стали обращать внимание и на низкие потолки, и узенькие коридоры, и прочие досадные «мелочи» быта… Так вот, гуляет за столом веселая компания, вдруг звонок. Хозяйка радостно открывает дверь и тут же бухается в обморок: в квартиру вносят гроб с покойником. «Ты нас извини, хозяйка, – оправдывается