это обнаруживается из его собственных слов. Он непрестанно повторял, что должно делать больше, чем говорили древние ученые. Он запрещал малейшую грубость, он не допускал развода и клятв, осуждал месть, хулил ростовщичество и находил сладострастное вожделение равно преступным, как и прелюбодеяние. Он требовал всеобщего прощения обид. Мысль, на которой он основывал эти правила высшей нравственности, была всегда одна и та же: «…Да будете сынами Отца вашего небесного, ибо он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми… Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли и язычники? Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный».
Чистое почитание, религия без жрецов и без внешних обрядностей, основанная всецело на чистом сердце, на подражании, на непосредственном общении совести с Отцом небесным – таковы следствия этих правил. Иисус никогда не отступал перед этим смелым выводом, делавшим его истинным революционером в лоне иудаизма. К чему посредники между человеком и его отцом? Бог видит одно сердце; к чему же все эти очищения, все обряды, касающиеся только тела? Само предание, столь священное у иудеев, – ничто в сравнении с чистым чувством. Лицемерие фарисеев, которые, молясь, оборачивали голову, чтобы узнать, видят ли это люди; которые творили милостыню напоказ и накладывали на свои одежды особые знаки, чтобы отличить себя, как людей благочестивых, – все эти кривлянья ложной добродетели вызывали в нем негодование. «Они уже получают награду свою, – говорил он. – У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтоб милостыня твоя была втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у него».
Сам Иисус не обнаруживал никаких внешних признаков аскетизма, ограничиваясь молитвой или, вернее, размышлением на горах и в уединенных местах, где всегда человек искал Бога. Это высшее понимание отношения человека к Богу, которое и после него могли воспринять лишь очень немногие, – выливалось у него в одну молитву, составленную им из фраз, бывших в ходу у иудеев и до него, и преподанную им своим ученикам.
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да прийдет царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». В особенности он настаивал на той мысли, что Отец