на пятнадцать покушений больше, чем в прошлый месяц… – Он поковырялся в жилетном кармане. – И у меня спичек нет… – Г. Дройт ударил по тормозам, распахнул дверцу, подцепил пальцем за кожаную майку одного из ближайших рахиминистов и притянул к себе.
– Огоньку не найдется?
Рахиминист рельефно икнул, вынул изо рта окурок и протянул г. Дройту.
– Спасибо, – поблагодарил последний, передал окурок мне и выбросил рахиминиста прочь. – Так о чем я, собственно? – продолжил он, захлопывая дверцу. – Давай пораскинем мозгом. Ты прекрасно знаешь, что у нас тут в последнее время творится. Знаю это и я. Но я знаю больше. – Он повернул машину направо и затормозил у обочины. – Поговорим здесь. – И г. Дройт ткнул пальцем в сторону бара на противоположной стороне улицы. Бар назывался скромно и со вкусом: «У герцога».
Мы подошли к грязному, отдающему активной политической жизнью зданию. Почти во всех окнах первого этажа присутствовали стекла, что даже было как-то удивительно, а простенки между окнами сплошь покрывали замысловатые графитти самого разнообразного, но, несомненно, политического содержания, в которое не хотелось вникать.
Мы с Дройтом заняли отдельный кабинет, и я сходу потребовал бутылку доброго виски, содовой, а также ведерко льда, после чего, усевшись в тени похожего на фикус растения, мы огляделись и прислушались. За стеной кто-то задумчиво, но неразбориво мычал. Пел, наверное. А может, певца просто тошнило. Я смахнул со стола тараканов и крошки.
– Да, – констатировал г. Дройт, брезгливо дотронувшись пальцем до фикуса. – Прелестное место. Никогда тут не бывал. А ты зачем виски-то заказал, а, дружочек?
– Ну так… для вида. Надо же что-то заказать, верно?
Вошел официант, внес виски и лед. Расставил стаканы и удалился.
– А зачем ты заказал столько льда? – спросил г. Дройт, задумчиво заглядывая в ведро.
– Ну так… мало ли что может понадобиться во время частной беседы, – ответил я. – И потом: некоторые извращенцы кладут лед в виски. Или, если описывать этот душещипательный процесс до конца, кладут в стакан полно льда, а потом капают туда виски и заливают все это содовой.
Дройт удивленно хмыкнул, вытащил кисет и принялся набивать трубку.
– Я тоже слышал о подобном. И, представь себе, дружочек, даже пару раз видел. Феноменально. Пусть так виски рахиминисты пьют. С них станется… Эй! Кто-нибудь!
В ответ на этот несложный в общем-то зов из-за портьеры появилась нечистая рожа с драматическим синяком под глазом. Здоровое око рожи излучало очевидную злобу.
– Сэмивэл, дружочек, кто это к нам пожаловал? Разве мы его звали? – поднял брови г. Дройт. Я привстал, сгреб вошедшего за шиворот, осмотрел и тут же отодвинул подальше: от субъекта шла редкостная вонь.
– Вряд ли, – отвечал я. – Эй, мужчина, вы чьих будете?
Субъект замахал вхолостую кулаками:
– Ы-ы-ы! Гады-ы-ы-ы!!! – с затруднением неслось сквозь редкие его зубы.
– Дебил