их под такой специальный убор, чтоб никто, кроме мужа, никогда уж и не увидел!
Аська размечталась. Доисторический славянский огонь горел в ее сапфировых очах. Память предков просыпалась и бурлила.
Светка аж забоялась.
– Ну, давайте-давайте! Гвоздиками мне головной убор к черепу прибейте, чтоб никогда и никто не снял. Золотыми гвоздиками с рубиновыми шляпками. А? – предложила она.
Аська деловито очнулась от своих роскошных видений.
– Ладно, без гвоздиков обойдемся. Но все будет – наповал. Я уже зажглась! – предупредила Ася.
Они еще немного попели, приладились. Светка взяла себе копии текстов, чтобы успеть перевести и раздать гостям пояснения на их родном языке, а то ведь не поймут, о чем речь идет вообще-то.
– Ну, до скорого!
Девчонки расцеловались.
Ну, и празник же будет!
Возвращаясь домой, Светка снова зашла в храм и поставила свечку о здравии своего больного гостя. Пусть и у него все будет хорошо и празднично. И главное: пусть будет жив и здоров.
7. Прощальный разговор
До отлета оставалось совсем немного времени. Ее постоялец был все еще слаб, но вполне жизнеспособен. Ходил теперь совсем прямо, за живот не держась. Видно было, что внутренне он уже собрался с силами и готов покинуть гостеприимное пристанище. Он тщательно вымылся, переоделся, причесался. Выглядел свежим, отдохнувшим, бодрым. Пришел на кухню, Светка кашу на ужин варила, манную. Боялась больного чем-то тяжелым кормить, поэтому готовила, как для годовалого младенца: кашки, супчики.
– Ну, чего, ухожу я ближе к ночи от тебя, – сообщил деловито. – Давай посидим напоследок.
– Давай посидим. И я еще тебе сказать хотела, как лучше всего питаться: ты пока только каши ешь, овощи вареные, картошку хотя бы. Фрукты, если можешь. Я тут тебе мультивитамины купила. Пей раз в день после еды. Это после антибиотиков надо.
– Видишь, какая ты! А говоришь – не врач. Не темни уж, ладно. Ты точь-в-точь, как мамка моя. Говоришь мало и все по делу. Ты правильная.
Света, боясь опять услышать предложение руки и сердца, повернула на другое:
– А что с твоей мамой случилось? Извини, что спрашиваю.
– Умерла она. Я ж говорил: в горячем цеху работала. Десять лет. Квартиру получили, зажили, как люди, обставились. Ну, тут она и заболела. Рак. И все.
– А ты что же?
– А я чего? Пришли добрые люди из какого-то профкома-месткома. Пойдем, говорят, мальчик, с нами (мне четырнадцать лет исполнилось). Поживешь в детдоме, сыт – одет – обут. Кончишь школу – вернешься в свою квартиру. Будешь самостоятельный человек со своей жилплощадью. Это еще в те, прежние времена было… Вернулся… А там уже железная дверь, жильцы другие… На звонок не открыли. Так ничего от мамки и не осталось. Никакой памяти. Знала б она, на что жизнь положила! Даже фоток нормальных нет у меня. Вот только, глянь.
Он достал из бумажника черно-белую фотографию для внутреннего паспорта. Фото находилось в твердой пластиковой обложечке и выглядело, как новое. На