дожидаться секунду-другую. Эти паузы, особенно при быстрых обменах репликами, несказанно раздражали Геллуэя. Вообще-то программа-переводчик стояла у него хорошая, дорогая: тщательно подбирала синонимы, сообразуясь с контекстом, знала множество жаргонизмов и даже, синтезируя речь, старалась воспроизвести интонацию оригинала. Но притормаживала…
– Стандартный автоматический SOS. Каждые пять минут одно и то же сообщение: прошу помощи и координаты.
– Их кто-нибудь слышит?
– Едва ли. Их даже я едва слышу. Сейчас попробую идентифицировать индивидуальный код сигнала.
– Не надо. Какой-нибудь радиобуй с ядерной батареей. Некого там спасать уже. Пошли к «Гепардам».
А воображение отчего-то нарисовало странную картину: люди, изможденные, бледные, несколько лет запертые в железной тюрьме, в наглухо задраенном отсеке, доевшие все запасы, – и последняя их надежда, радиобуй, посылающий сигнал все слабее, слабее, слабее… Ерунда полная, но картинка упорно стояла перед мысленным взором: исхудавшие лица с огромными глазами, устремленными на попискивающий прибор.
Геллуэй выругался и зашагал вниз по склону холма, стараясь думать о приятном. О том, как он поступит с ломщиком, когда все закончится и придет время отправляться в обратный путь. Тритонов он ненавидел давно и люто, всех до единого. Пятнадцать лет неустанных трудов, пятнадцать лет откладывания динара к динару, – все рухнуло в одночасье из-за какого-то урода вроде Апача. А может, и из-за него самого, всякие случаются совпадения. Жуткое было время: деньги исчезали со взломанных банковских счетов, банки лопались как мыльные пузыри, мировая финансовая система билась в конвульсиях…
Гибель других банков Геллуэй как-нибудь бы пережил, а на мировую экономику ему и вовсе было наплевать, но случилось страшное – рухнул банк «Эль-Арабия», монстр, казавшийся несокрушимым. Рухнул, конечно же, вместе со своим маленьким филиалом в Оденсе, где хранились все сбережения Геллуэя. Его счет никто не взламывал, не стоила, наверное, потенциальная добыча тритоньих трудов… Просто у банка вдруг не стало денег, и многотысячные толпы вкладчиков впустую пикетировали филиалы, а затем жгли и громили их, – тоже впустую.
Минувшие с той поры годы не умерили ненависть Геллуэя. Трех ломщиков он уже отправил в огненную бездну Джаханнама, Апач станет четвертым. Но именно он поможет вернуть то, что Геллуэй потерял по вине поганого тритоньего племени, вернуть с избытком.
А сейчас Геллуэю пришла в голову неплохая идея: если ломщик не подведет, если умело выполнит свою часть работы, – может быть, получит шанс… Крохотный, но получит. Геллуэй запрет его в отсеке какого-нибудь из многочисленных кораблей, валяющихся здесь. Наглухо запрет, заварит все двери, люки и иллюминаторы. Воды и пищи он оставит тритону вдосталь и прорежет достаточное количество небольших вентиляционных отверстий… Но ни радиобуя, ни даже «балалайки» у тритона не будет. Ни к чему.
Представляя бледного, изможденного Апача, заживо гниющего