имидж в обществе, что фактом такого появления он должен был стать химерой, сжирающей заживо своих воспитанников. Не стал же таким благодаря Виктору Петровичу, человеку с живым сердцем, огромной самоотдачей и безбрежной любовью к детям. Он стал фильтром, перед человеческой корыстью, не допуская её до детей. Пусть ему удавалось воспитывать не более дюжины мальчишек, но «в малых делах человеческого больше, чем в больших», – так говорила его мама, усыновив его, так считал и он.
Благодаря любви, на которою чутко реагировало сердце брошенных неразумными родителями сыновей, в доме царила атмосфера доверия. Пусть и взбалтываемая частенько проказами шкодящих детей. Наказания, конечно, были, но до жестокости не доходило. Только строгость внушения и веское слово Виктора Петровича.
Сейчас же он уехал и три цепочки следов на свежем снегу – две покрупнее, а одна поменьше – протянулись от дома, к заднему двору. Затем было видно, как мальчишки их оставившие перепрыгнули невысокий забор и, оказавшись уже на территории соседского дома, где жила высокомерная семья преуспевающих банкиров, они пропадали где-то в зарослях вишни.
Хруп, хруп, хруп. Только и слышался хруст снега.
Если вы не знали этих мальчишек, то вам бы показалось странным, что из зарослей никакие следы дальше не вели, зато они появлялись вновь каким-то чудом на противоположной стороне дороги около ещё одного частного дома, стоявшего как раз напротив их приюта. Однако ничего странного в этом не было. Таким крюком друзья избавлялись от возможной слежки.
Хруп!
Здесь друзья замешкались. По следам было видно, как они топтались около калитки. Это могло свидетельствовать в пользу того, что Вовчик, Лёха и Денчик, рискуя быть обнаруженными, устроили важное совещание.
– А я тебе говорю, – прилагая весь авторитет своего возраста – всё таки целый месяц старшинства над Лёхой! – не соглашался Вовчик, – что нельзя идти, как мы ходили раньше, потому что снег нас с головой выдаст.
– Согласен, согласен, согласен! – подпрыгивая кричал Денчик. Он замёрз. Забыв, что уже наступила зима, он так же забыл надеть тёплые колготки под брюки. Если уж совсем быть откровенным, то он не забыл, а не захотел. Ведь это же было не честно! Лёха и Вовчик уже давно ходили как самые настоящие взрослые: в чёрных кальсонах и шерстяных носках с рисунком ёлочкой или кубиками, лишь ему всё ещё покупали колготки, как будто он был каким-нибудь ясельником.
– Кому он нас выдаст?
– Да всем этим! – Вовчик обвёл руками идеальную улицу с богатыми домами, посаженными вдоль неё.
– Да не выдаст никому, всем всё равно.
– Да выдаст!
– Да не выдаст!
– Выдаст!
– Нет! Не-е-т! – поднял ноту Вовчик. Сдаваться он не собирался.
– Ай, пошли в обход, – махнул Лёха. Он и сам спорил только из вредности своего характера, ему было невыносимо тяжело согласиться сразу, спор был необходимым элементом согласия. К тому же ему доставляло