каждый день обрывались все увядающия розы, обрывались желтеющие листья, удалялось отъ глазъ все неприятное.
– Если, – сказалъ царь, – онъ проведетъ молодость вдали отъ всего, что наводитъ на размышление, если онъ перестанетъ усугубляться въ мысляхъ, можетъ быть, устранится его мрачное предназначение, слишкомъ великое для человека, и я увижу, какъ онъ сделается всесветнымъ царемъ, царемъ царей, главой своего века!
Вокруг этой прелестной тюрьмы, где любовь была тюремщикомъ, а наслаждение оградой, на дальнемъ разстоянии скрыто отъ глазъ, онъ велелъ воздвигнуть толстую стену съ железными воротами, двери которыхъ съ трудомъ могла открыть сотня человекъ, при чемъ шумъ слышался за полъ-иожаны[6]. Внутри стены были вторыя ворота и за ними еще третьи.
Книга третья
Въ этомъ тихомъ убежище счастья и любви жилъ господь нашъ Будда, ничего не слыша ни о печаляхъ, ни о бедности, ни о страданияхъ, ни о болезняхъ, ни о старости, ни о смерти: но какъ иногда человекъ во сне блуждаетъ по мрачнымъ морямъ и утромъ пристаетъ къ берегу утомленный, привозя съ собою странныя вещи изъ этого тяжелаго путешествия, такъ и онъ часто лежалъ подле Ясодхары, склонивъ голову на ея смуглую грудь, усыпленный ея нежными ласками, и вдругъ вскакивалъ съ крикомъ: «мой миръ! О, мой мирь! Я слышу! Я знаю! Я иду!»
– Что съ тобою, государь?! – спрашивала она, глядя на него широко-раскрытыми оть ужаса глазами.
Въ эти минуты взоры его выражали неземное сострадание, а лицо казалось божественнымъ.
Чтобы остановить ея слезы, онь старался снова улыбнуться и приказывалъ музыке играть.
Однажды слуги поставили тыкву съ натянутыми струнами на пороге дома, тамъ, где вьтеръ могъ свободно перебирать струны и играть на нихъ, что хотелъ. Нестройно зазвучали серебряныя струны подъ напоромъ ветра, и все слышали только эти нестройные звуки, но царевичъ Сиддартха услышалъ музыку боговъ, и вотъ что пели они ему:
«Мы – голоса легкокрылаго ветра, который вздыхаетъ по покое и никогда не можетъ найти его. Знай! Каковъ ветеръ, такова и жизнь человеческая: вздохъ, стонъ, рыдание, буря, борьба.
«Къ чему, зачемъ мы созданы, ты не можешь знать, и не знаешь, откуда берется жизнь, к к чему она приводитъ? Мы также, какъ и ты, духи, рожденные изъ бездны пустоты! Какую радость приноситъ намъ наше изменчивое страдание?
«Какую радость приноситъ тебе твое неизменное счастье? Если бы еще любовь была вечна, можно бы найти въ ней наслаждение, но жизнь подобна ветру, и все въ ней лишь мимолетный звукъ на изменчивыхъ струнахъ.
«О, сынъ Майи! Мы стонемъ на этихъ струнахъ, потому-что мы блуждаемъ по земле; мы не пробуждаемъ веселья, потому-что мы видимъ слишкомъ много горя въ разных странахъ, слишкомъ много глазъ въ слезахъ, слишкомъ много рукъ, молящихь о пощаде.
«Мы и стонемъ, и смеёмся надъ людьми: они не знаютъ, что та жизнь, къ которой они такъ привязаны, пустой призракъ; удержать ее такъ же невозможно, какъ остановить