наконец рассеялся, и на фоне занимающейся зари стала видна стена, окружающая огромный, больше похожий на крепость монастырь.
– Гартар, – шепчет мой спутник, произнося это слово второй раз за время нашего недолгого знакомства.
Однажды ночью я назвал ему имя звезды, висевшей в небе над долиной, и вот теперь, на рассвете, тибетский кочевник сделал мне ответный подарок, сообщив имя места, которое я жаждал отыскать сильнее, чем любую звезду в необъятном космосе.
Мой спутник, судя по всему, очень боится: нас ни в коем случае не должны заметить. Мне это кажется странным – до храма больше сотни метров, но постепенно глаза привыкают к полумгле, и я вижу на верху стены дозорных монахов в просторных одеяниях.
Чего они опасаются? Что в этом отдаленном уголке высадится китайский десант? Я им точно не враг. Будь моя воля, вскочил бы на ноги и помчался к ним во всю прыть, но кочевник удерживает меня, схватив за руку.
Ворота распахиваются, пропуская колонну монахов в рабочей одежде. Они сворачивают на восточную дорогу, которая ведет к монастырским садам. Тяжелые створки медленно закрываются.
Кочевник вскакивает и отступает в лес. Укрывшись за стволом огромного вяза, он отдает мне мою поклажу, и я понимаю, что настал момент прощания. Я сжимаю его руки в своих, он улыбается, смотрит мне в глаза, отворачивается и уходит.
Нигде, ни в одном самом отдаленном уголке планеты я не был так одинок, как в Чэнду, когда шел по горам и долам, убегая от ночи и холода. Иногда дружба рождается из взгляда, жеста, прикосновения, преодолевающего различия и превозмогающего страхи. Достаточно бывает протянуть человеку руку, и в памяти навечно запечатлевается его лицо. Пусть в последние мгновения жизни мне привидятся лица тибетского кочевника и девчушки со щечками, румяными, как красные яблочки.
Я выхожу на опушку и, держась на расстоянии, следую за монахами, направляющимися в глубь ложбины. Позицию выбрал удачно и могу сосчитать тех, за кем наблюдаю: их человек шестьдесят, не меньше. Как и накануне, они начали с купания и лишь потом принялись за работу.
Солнце стоит высоко в небе, а я вдруг замерзаю, испарина покрывает все тело. Меня бьет дрожь, я хватаю мешок, достаю вяленое мясо – подарок моего кочевника, съедаю половину, оставив вторую на вечер. Как только монахи уйдут, можно будет напиться у реки, а пока придется терпеть жажду: мясо было очень соленое.
Почему во время этого путешествия я так остро ощущаю холод, голод, жару и усталость? Видимо, все дело в разреженном воздухе гор. Остаток дня я провожу в размышлениях о том, как попасть в монастырь. В голову приходят самые что ни на есть безумные идеи. Неужели я схожу с ума?
В шесть вечера монахи останавливают работу и отправляются в обратный путь. Как только спина последнего исчезает за гребнем холма, я бегу через поля к реке, прыгаю в воду и жадно пью.
Напившись, выбираюсь на берег. Где я буду сегодня спать? Ночевка в роще не лучший вариант. Вернуться в долину, к моим друзьям-кочевникам,