наоборот, что после этого съезда, благодаря некоторого рода естественной реакции, революционно-социалистическое движение станет еще сильнее в Италии.
Но отсюда не следует, что мы должны покориться философски торжеству, даже временному, Мадзини. Во-первых, это торжество может длиться слишком долго, а затем, вообще, «никогда не надо позволять своим врагам торжествовать, когда имеешь возможность помешать им это, или, по крайней мере, уменьшить их торжество». Бороться смертным боем со своим противником, не давать ему ни покоя ни отдыха есть доказательство энергии, жизненности и нравственности, какие обязана иметь всякая живая партия, как по отношению к самой себе, так и по отношению, ко всем своим друзьям. Партия достойна жить, и способна победить только при этом условии. Наконец, есть другое соображение, гораздо более важное, и которое должно заставить всех наших друзей ехать в Рим, чтобы бороться против Мадзини, против его клевет и его вредного учения: это пагубное действие, какое этот съезд итальянского пролетариата, если он будет проведен согласно желаниям Мадзини, не преминет произвести за пределами Италии на революционный пролетариат всего мира.
Италия, представленная на этот раз не правительством, не официальными и привилегированными классами, а рабочими представителями народа, опозорит себя, публично приняв сторону реакции против революции.
Предстаете себе, что должны будут почувствовать революционные социалисты всех стран, когда они узнают, что этот народный съезд оскорбил и проклял Коммуну и Интернационал и что, осудив Италию осуществить идеи Мадзини, он решил сделать из нее новый теологический Китай в Европе!
Вот, чему надо помешать, чему вы должны помешать. Я скажу вам потом, как вы можете и должны будете сделать это; а пока рассмотрим послание Мадзини. Я никогда не читал ничего более вкрадчивого, более иезуитского, чем это послание. Оно начинается с уверения в уважении к воле и самодеятельности мысли народа.
Я не присваиваю себе права, – говорит Мадзини, – управлять вами и выступать за вас (ложь! все это послание стремится к этой цели); слишком много людей говорят ныне от вашего имени и повторяют высокомерную русскую фразу: «Нужно научить рабочего, что он должен хотеть» (клевета! ни один русский социалист никогда не говорил этого, ни один революционный социалист не мог этого говорить. Это Мадзини, а не мы, преподает «обязанности», т. е. учит, что надо хотеть). Но мне кажется, – продолжает он (слушайте!), – что я могу сказать вам, чего хорошая и искренно итальянская часть наци и ждет от вас.
Что вы скажете на это? Можно ли быть большим иезуитом, более лукавым? Мадзини не хочет управлять рабочими; но в то же время он объявляет им, чего хорошие и искренние итальянцы ждут от них.
Не правда ли, это значит заранее заявить, что, если резолюции съезда будут противоположны тому, чего хотят от него эти «хорошие» или даже только будут отличаться от того, чего они ждут, они будут